Трудный ребенок
Шрифт:
У нас с Глебом не было шансов. Никогда. Теперь, по прошествии времени, я видела это четко. Нельзя начинать отношения с друзьями, это только ранит. Жаль, что тогда я не понимала этого.
Глеб молчаливо припарковался и направился к дому, а меня потянуло в сад – туда, где среди витиеватых дорожек и аромата древесной смолы притаилась одинокая исковерканная вишня.
Именно там – я была уверена – и нужно было ставить точку. Закончить начатое, исправить ошибку, дать себе зарок на будущее – никогда так не делать. Простить себя. Прежде всего,
Тогда я была растеряна. Уверенная в том, что проклятие больше не действует, что не будет изнурительных, болезненных ночей, что я смогу решать сама, приказать сердцу. Наверное, в этом мире существует не одно проклятие, причем некоторые никак не зависят от помутившихся рассудком от обиды ведьм.
Тогда я позволила себе надеяться. Теперь знаю, что некоторые надежды не имеют отношения к реальности.
Я нырнула под раскидистые ветви и присела на корточки, проводя рукой по искореженному стволу.
– И ты прости, – прошептала словно дерево могло слышать меня. Наверное, совпадение, но вишня зашелестела листвой в ответ. – Мне нужно отпустить тебя.
Сзади послышался шорох, и через секунду ко мне присоединился Глеб. В глаза не смотрел, лишь спросил растерянно:
– Ты чего здесь?
– Нам приходится быть слишком сильными, – сказала я и еще раз погладила ствол без коры. Затем положила голову Глебу на плечо и закрыла глаза. – Как думаешь, эта война продлится долго?
– Думаю, достаточно, чтобы мы здесь сошли с ума. – Он осторожно высвободился и поднялся, протягивая мне руку. – Идем, нечего здесь рассиживаться. Ничего не изменит. Тем более, между нами. – И пробурчал, резко вытягивая меня из сада и направляясь к дому: – Решили уже...
В доме было пыльно. Наверное, не убирали давно. Странно, ведь в прошлый наш визит здесь все блистало. Возможно, Глеб отказался от услуг домработницы по телефону. Или просто забил – война не время думать о таких мелочах.
Мы поднялись по лестнице, все так же держась за руки. В комнату Ольги Глеб меня буквально втолкнул и бросил:
– Хочу, чтоб ты здесь жила.
Я вздохнула и посмотрела на него с укором.
– Я не могу жить здесь одна – нас слишком много. Многим придется ютиться в гостиной на полу.
– Я и не сказал, что ты будешь одна. Просто... проследи, чтобы тут все осталось, как было.
Я молча кивнула, не зная, что ему ответить. На комоде хмурился его двойник – еще совсем мальчик, но уже поломанный и преданный. Тот, каким я встретила его. И тот, каким он никогда больше не станет.
За окном резко засигналила машина, и Глеб поднял на меня глаза. Взгляд был глубоким и задумчивым, хотя о чем именно думал мой друг, оставалось лишь догадываться.
– Приехали, – безэмоционально произнес он, развернулся и пошел встречать гостей.
– Прощай, покой, – сказала я, обращаясь неизвестно к кому.
Приехал Тимофей Соколов – доверенное лицо Влада. Из открытого багажника серого «Форда» торчали ручки от пакетов, заполненных, наверное,
Безумно хотелось помыться, переодеться и выпить кофе. Только сейчас я вспомнила, что последний раз принимала душ еще у атли. Надо, наверное, сразу забивать очередь в ванную, ведь скоро тут будет много людей.
Тимофей пожал Глебу руку и сухо поздоровался со мной. На квадратном лице молчаливого помощника Влада не отразилось ни тени эмоции, и мне вдруг подумалось, что я совершенно не знаю ничего о нем.
С Тимофеем я познакомилась, когда мне было семнадцать. Он пришел к нам вечером, принес бумаги на подпись Владу, зыркнул на меня подозрительно и тут же отвел взгляд. Пару раз после этого я пыталась наладить с ним контакт, угощала кофе и печеньем, но достучаться до хмурого мужчины так и не смогла. Потом привыкла и воспринимала его как дополнение Влада – его глаза и руки в мире людей. Особенно его помощь ценилась в такие моменты – когда сам Влад не мог полноценно жить человеческой жизнью, и полностью погружался в мир хищного.
Интересно, что двигало этим хмурым великаном, и почему Влад настолько доверял ему? Деньги? Возможно. Безбедная старость – отличная награда за преданность. А всего-то и нужно – хранить секрет, который и открыть-то некому. Посчитают психом. Доказать наше существование человек никак не сможет, а любая защитница напустит такой морок, что назавтра люди и думать забудут о том, что когда-то слышать это слово – «хищные».
Тимофей выгрузил пакеты на траву, схватил два, на вид самые тяжелые, и последовал за Глебом в дом. Я осталась на улице – наслаждаться долгожданным солнцем. Воздух пропитался теплом и ароматом булочек – кто-то поблизости явно пек сдобу. В животе заурчало, и я вспомнила, что не ела больше суток.
Нашла в одном из пакетов крекеры и присела под кленом, облокотившись спиной о толстый, шершавый ствол.
Сколько нам здесь торчать? Много ли времени понадобится охотникам, чтобы утолить жажду к убийствам? Когда зверю, столько лет сидящему в клетке, дают свободу, он звереет еще больше.
А нам нужно восстанавливать жилу. Не мне, но остальным-то необходимо просто. Как это делать, когда на нас самих охотится армия разъяренных убийц?
Ненавижу Альрика! Ненавижу новые порядки!
Во двор мягко въехал черный «Ауди» и припарковался рядом с машиной Тимофея. Словно почувствовав приближение начальника, помощник Влада возник на пороге, спустился вниз и приблизился к прибывшим.
Влад вышел из машины, скользнул по мне взглядом, и повернулся к Соколову. Я откинула голову назад и закрыла глаза.
Вопросы кружили в голове черным вороньем и не давали расслабиться.
– Ты в порядке? – спросила Ирина, присаживаясь рядом. От бывшей наследницы митаки явно исходила тревога, граничащая с паникой. Но лицо было безмятежно-спокойным – и я знала: несмотря на то, что ее родное племя осталось дома, девушка никак не выдаст чувств. Тем более, на людях.