Трудный ребенок
Шрифт:
– Я не чужая, – ответила она, и в голосе было столько уверенности, что я невольно подняла голову. Темно-карие глаза смотрели – словно в душу заглядывали. Уверяли, заряжали спокойствием. Кира глубоко вздохнула и упрямо повторила: – Не чужая.
Я вдыхала обжигающий, вязкий воздух. Сжимала изящную ладошку и боялась, что сейчас Кира отнимет руку, и все закончится. И внезапная близость, и искренность, и радость. Уйдет, как вода в сухую, растрескавшуюся от жары землю. И я останусь ни с чем.
Кира руку не забирала, смотрела так же благожелательно, тепло.
Удивительно, насколько нам, хищным, важно жить среди людей, чужих по сути, но таких близких энергетически. Законы выживания? Инстинкты? Возможно. Даже несмотря на недоразумения, я не представляла себя без атли. Одной. Жутко. Что с нами делает посвящение?
Так, наверное, сотни лет ощущал себя Чернокнижник Алекс Тан. Выброшенный за ненадобностью, обиженный, обозленный с обостренным чувством справедливости.
Только вот тех, кто обидел его, давным-давно нет. Умерли, разложились, возможно, переродились. И канули. А ненависть осталась. Подпитываемая огромным нерастраченным потенциалом воина, которого лишили права драться за свою семью. Уже и семьи-то той нет, а он все рвется, борется за возможность взять принадлежащее ему по праву.
Мы с Кирой проговорили до вечера. О ее детстве, путешествиях по различным, неподвластным моему пониманию измерениям, взрослении. Постепенно она открывалась мне — девочка, выросшая в среде темных ритуалов и опасных приключений. Непосредственная, милая и воздушная, но в то же время абсолютно уверенная в себе и сильная.
Временами ее разговор становился сбивчивым, она теряла нить, возвращалась в начало, пытаясь вспомнить, что же на самом деле хотела сказать. А я впитывала каждое ее слово, каждый вздох, понимая, насколько соскучилась. И внезапно поняла, что горжусь ею. Смелая, отважная, она прошла через множество темных, мрачных измерений рядом с человеком, которого считала всем. Учителем. Любовником. Богом.
И почему-то вспомнилась я сама – маленькая мечтательница в голубом ситцевом сарафане – в день, когда впервые встретила Влада. Одна косичка растрепалась, щеки раскраснелись от смеха – мы с Викой безумно радовались окончанию школы и будущей счастливой взрослой жизни.
Сознание тут же оживило в памяти первую улыбку, прикосновение, голос. И головокружение от счастья, что он посмотрел на меня, заговорил со мной. Заметил.
А теперь на моем месте была Кира. Ведь так же, как и Влад тогда, Тан привязал ее к себе в угоду корысти, а не любви.
И ненависть к колдуну, приглушенная сочувствием, вновь проснулась. Разгорелась, как пожар, обжигая, плавя грудь.
И я точно знала: он причинит ей боль. А этого я допустить никак не могу. Мысли вернулись к сейфу, где скрытый за массивной дверью с кодовым замком, лежал клинок. И тогда уже в голове зародилась неоформленная, но твердая мысль: я убью Чернокнижника.
На следующее утро я ощущала себя здоровой. Уставшей, невыспавшейся, но здоровой. Кен возвращался,
Убить Тана не так утопично. Влад в это верит, а значит, и я поверю. Нужно только составить план и никому не говорить ни слова. Кроме Глеба. Одна я не справлюсь, а он единственный в атли, кто не сдаст.
А еще нужно поговорить с колдуном. Обозначить его намерения, хотя бы примерно. Я понимала, что не смогу его просчитать – тысяча лет не шутки, в самом-то деле. Но поговорить-то могу. Тем более, что повод у меня есть – Кира и клятва, будь она неладна! Хотя, если отбросить ненависть к Чернокнижнику и последствия той сделки, даже не знаю, как поступила бы, вернись в то время. Оставила бы атли гнить в земле, или на свой страх и риск пошла бы вновь на невыгодное соглашение?
Ведь без Глеба и жизнь не жизнь, а так – существование. Особенно теперь.
Влад меня всячески игнорировал. Общался с невестой, а она отвечала, слегка улыбаясь, и брала его за руку – с какой-то особой нежностью и теплотой. Или казалось? Кто знает, что было реальностью, а что искажало в угоду собственным страстям проклятие древней колдуньи.
Как же достало оно! Избавиться бы, сбросить... Освободиться навсегда от маниакального влечения к тому, кто не будет моим никогда.
Избавиться...
Мимолетная мысль – нелепая, но интуитивно правильная – ворвалась в мозг, но тут же улетучилась. Мне на плечо легла мягкая ладонь, и я резко обернулась.
– Кира.
– Ты хотела встретиться с Таном. Вот. – Она незаметно сунула мне в руку скомканную бумажку. – Тут адрес. Я не поеду – не хочу злить Влада.
Я невольно обернулась и встретилась взглядом с рассерженными зелеными глазами. Куда уж больше злить-то? Сейчас испепелит меня на месте, и Кире достанется.
Я рассеянно кивнула и отвернулась от него. Может, и к лучшему, что он сейчас занят Ириной. Не будет мне мешать. Надеюсь лишь, что не сменит код от сейфа.
Вспомнился вчерашний разговор с дочерью. Кира понимала, чего хочет Тан. На самом деле понимала. Но считала, что совет не поддержит колдуна все равно, а поединок... Тан на него не отважится потому, что любит ее. Вызвать Влада будет огромной жестокостью с его стороны, и Кира убежденно считала, что Тан на такое не пойдет.
Ха! Знаю я цену этой любви. И правдивость таких обещаний.
Впрочем, если колдун все же вызовет Влада, Кира в нем разочаруется.
Кожа тут же покрылась крупными мурашками.
Поединок – очень простой ритуал. Когда двое не могут поделить что-то в племени, они дерутся. Без применения магии и опасных уловок. Поединок — честный бой. И простой — маши себе мечом, пока кто-то не будет повержен или убит. Победивший дает шанс поверженному отдать трофей добровольно. Если тот соглашается, победивший сохраняет ему жизнь. Отказ приравнен смерти. Таковы правила.
Если Влад проиграет, он ни за что не прогнется. Я просто знала это. Не перед Таном. Перед кем угодно поступится, но колдуну не даст себя унизить. А значит, умрет.