Трудный ребенок
Шрифт:
– Это все проклятие, – глухим голосом ответила я и отвернулась к окну.
– Меня жутко раздражает, когда ты хочешь выехать на этой фразе!
– Я не хочу выехать. Я хочу забыть. Примириться. Так проще...
– А может, не нужно мириться? – Его руки сжали плечи, мягкий шепот вызвал непроизвольную дрожь, и я зажмурилась. – Если бы ты хоть на минуту представила...
– Нет! – резко оборвала я. – Не продолжай.
– Ты первая, кого я готов просить об этом. Первая, кого прошу...
Горло царапнуло невысказанными словами. Желание остаться,
Поэтому я высвободилась и, пока не передумала, быстро направилась к выходу. Уйти отсюда, спрятаться там, где он не найдет – все это помогало раньше, поможет и теперь.
У самой двери я остановилась. Сама не знаю зачем – контролировала себя плохо, перед глазами плыло от выступивших слез. Но слова – сформированные давно, но так долго сдерживаемые – буквально рвались наружу.
– Я не хочу быть первой, Влад, – произнесла я тихо, не оборачиваясь, боясь, что его вид заставит меня передумать. – Я хочу быть единственной.
И вышла.
Буквально бежала по коридору, но все равно казалось, что он не закончится никогда. Ввалилась к Глебу, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Пыталась восстановить дыхание, успокоиться, не плакать.
– Эй, ты чего?
Глеб не спал. Сидел в обнимку с гитарой, а на экране телевизора мелькали черно-белые картинки клипа какой-то рок-группы.
Он отложил инструмент, встал и подошел ко мне. Убрал мои ладони от лица, вытер слезы.
Такой близкий, родной... Ну почему, почему я не могу избавиться от этого губительного влечения? Не могу посмотреть вокруг, увидеть, что есть человек, которому я по-настоящему нужна?
Это все проклятие. Если бы его не было, я давно уже нашла бы свое счастье. Забыла бы и Влада, и прошлое, и навязчивые мысли. Проклятие губительным ярмом висит на шее, вороньей стаей кружит над головой. Как в том фильме, что мы смотрели недавно.
– Мне нужно это самой, – сказала я больше себе, чем Глебу. Подняла на него глаза и повторила: – Мне нужно. И я это сделаю!
Глава 17. Новоселье
Белые стены выглядели одиноко и зловеще, словно это не квартира, а больничная палата. А в остальном было очень даже ничего – уютненько. Глеб выкинул старый затертый диван, а вместе него посреди комнаты красовался огромный бежевый уголок с круглыми подлокотниками и широким сиденьем. На него-то с разбегу и плюхнулась Кира. Закинула ноги на спинку и лукаво подмигнула.
– Я тоже хочу отдельную квартиру! Как думаешь, Влад разрешит?
– Сомневаюсь, – скептически ответила я, вспоминая наш с ним последний разговор.
Лучше бы не вспоминала, ей богу! Грудь тут же стянуло невидимыми веревками, а в комнате стало на порядок темнее. Сожаление замуарило пространство, но Кира тут же осветила его лучезарной улыбкой.
– Жаль. Но может, оно и к лучшему.
Глеб закатил глаза, всем видом показывая, как он относится к такой перспективе, но вслух сказал:
– Сначала посвятись, сопля!
Кира хотела что-то ответить, даже рот раскрыла, но тут у нее зазвонил телефон, и дочь упорхнула на балкон. Как пить дать, Тан звонит. Ну и ладно, пока нужно абстрагироваться и не думать.
– Переживаешь, что не сможешь? – осторожно спросил Глеб и положил руку мне на плечо. – Из-за нее?
– Нет. Если Тан будет вести себя мирно, ничего не придется делать.
– Он не будет.
– Тогда Кира поймет, что он за человек, – резко произнесла я. – А мне будет проще – он ведь ей соврал. И мне.
Глеб кивнул, но дальше допытываться не стал. Обвел взглядом обстановку в комнате и спросил:
– Ну как тебе?
Я проследила за его взглядом. Смотреть-то особо не на что – из Глеба ужасный декоратор. Кроме уголка в комнате – низкий журнальный столик из темного дерева и почему-то трюмо. Надо будет оттащить его в коридор, а то там совсем пусто. В углу, рядом с полу-засохшей драценой, одиноко притаилось кресло. Вот и вся мебель. Хотя по сравнению с тем, как была обставлена квартира до этого, тут даже уютно. А еще на окнах шторы. Простенькие, тюлевые, но они есть.
– Обалдеть! – честно ответила я и добавила: – Спасибо.
– Идем спальню смотреть.
Спальня оказалась по-настоящему домашней. С ковром, кроватью, комодом и цветами на подоконнике. Даже ночники на тумбочках стояли, а кружевное покрывало делало комнату по-настоящему женской. Даже слишком.
Я улыбнулась и крепко обняла Глеба.
– Нравится? – тихо спросил он.
– Очень. Только... Можно я выброшу рюши?
– Делай, что хочешь. Теперь это твой дом.
Мой дом. Жилище, куда я не обязана никого впускать. Где могу делать, что захочу, хоть на голове стоять. И главное – где не буду ежедневно видеть Влада, сталкиваться с ним на лестнице, в гостиной или в кухне. Где не придется каждый день пересиливать безнадежность и дикую тоску от того, что я изменить не в силах. У меня будет что-то свое, личное.
Я даже мечтать о таком не могла.
– Я уже говорила, как сильно люблю тебя?
Прижалась к Глебу, а он проворчал:
– Ты вообще такого не говорила...
– Так вот говорю. Чтобы знал.
– Вермунд не посвятил Киру, – хмуро произнес он и разомкнул объятия. В глаза не смотрел, казался отстраненным и чужим. Даже воздух пропитался этой отчужденностью, что сбивало с толку.
– Думаю, он не хочет пока. Из-за Тана, – сдавленно ответила я.
– Правильно. Пока все не утрясется, лучше пусть побудет непосвященной. Мало ли, как колдун на нее влияет... – Он выглянул в коридор – наверное, убедиться, что Кира не подслушивает под дверью. – Только ты должна рассказать ему. Ну, о своем плане. Иначе он тебе его попросту сорвет.