Труды по истории Москвы

Тихомиров Михаил Николаевич

РУССКИЕ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ

Судак был, впрочем, только перевалочным пунктом; конечной точкой русской торговли на юге является Константинополь. Об этом нам убедительно говорят русские паломники, упоминающие о встречах с соотечественниками на улицах византийской столицы. Митрополит Пимен и его спутники после долгого и трудного путешествия добрались до Константинополя. «Ветер был для нас попутным, и мы приплыли в Царьград с радостью неизреченною. В понедельник же в канун Петрова дня во время вечерни пришла к нам Русь, живущая там, и была нам всем великая радость». Так пишет спутник Пимена, оставивший записки о своей поездке в Царьград. Среди этой «Руси» найдем, конечно, монахов, временно живущих или осевших в Константинополе, но не только они радостно встречали русского митрополита и его спутников. Когда приезжие посетили церковь Иоанна Предтечи (Продром), их ожидало угощение – «и упокоиша нас добре тамо живущая Русь». Угощение происходило в монастыре, но «тамо живущая Русь» – это не только монахи. Не только монахи и те русские, которые приходили для встречи Пимена и его спутников

на корабль. Возможно, русские группировались, проще сказать, жили колонией, расположенной где—то в районе церкви Ивана Предтечи. [368]

368

ПСРЛ. Т. XI. С. 39. О местоположении церкви Иоанна см.: Кондаков Н. Византийские церкви и памятники Константинополя. Одесса, 1886. С. 203–205.

Русь жила в непосредственной близости к Золотому Рогу, на северном берегу которого располагалась Галата, город генуэзцев, с его пестрым населением и особыми правами. [369] Русские жили и в самой Галате, иначе непонятно, почему неудачный кандидат на митрополию Митяй, умерший на корабле в виду самого Константинополя, был отвезен в Галату и там погребен.

Путь из Москвы в Константинополь по Дону был кратчайшим, но вовсе не единственным. В некоторых случаях из Москвы ездили по Волжскому пути до Сарай—Берке на средней Волге, а оттуда сухим путем к Дону и вниз по нему до Азова. Этой дорогой ходил в Царьград суздальский епископ Дионисий в 1379 году. Он на судах спустился к Сараю. [370]

369

Тихомиров М. Н. Византия и Московская Русь // Исторический журнал. 1945. № 1–2.

370

ПСРЛ. Т. XXIII. С. 123: «Поиде Волгою в судех к Сараю, хотя ити в Царьгород».

Наконец, существовал и третий путь из Москвы в Константинополь, который, впрочем, имел важное значение не столько для самой Москвы, сколько для западных русских городов: Новгорода, Смоленска, Твери. Этот путь шел по территории Литовского великого княжества к Белгороду, или Аккерману, имевшему на Черном море немаловажное значение в XIV–XV веках. Такой дорогой ехал, например, в Константинополь иеродиакон Троице—Сергиева монастыря Зосима. От Белгорода он добрался морским путем до Константинополя, испытав все опасности непривычного для него морского путешествия: «С нужей доидохом устья цареградского, тогда бывает фуртина великая и валове страшнии». Фуртина – буря, непогода. Это слово было взято русским путешественником от корабельщиков итальянцев или греков (итальянское и новогреческое fortuna – непогода). Зосима шел из стольного города Москвы на Киев и оттуда на Белгород. [371]

371

Палестинский православный сборник. СПб., 1889. Т. VIII, вып. 3. С. 3. Маршрут от Новгорода до Константинополя показан в хождении Епифания в 1415–1417 годах. Он считает от Новгорода до Великих Лук 300 верст, до Полоцка – 180, до Минска – 200, до Слуц—ка – 90, до Великого Слуцка – 250, до Белгорода – 500, от Белгорода до Царьграда – 500. (Сказание Епифания // Палестинский православный сборник. Т. V, вып. 3. С. 1). О фуртине см. в «Материалах» И. И. Срезневского.

В конечном итоге все дороги с русского севера сходились к Константинополю. Прямой же кратчайший путь на север шел по Дону и выводил к Москве. Таким образом, Константинополь на юге и Москва на севере были конечными пунктами великого торгового пути, связывавшего Россию со Средиземноморьем.

МОСКОВСКАЯ ТОРГОВЛЯ С ИТАЛЬЯНСКИМИ КОЛОНИЯМИ

Торговля с Сурожем и Константинополем получила особенное развитие во второй половине XIV столетия. В это время она была, можно сказать, определяющей торговое значение Москвы. Торговые связи с югом интенсивно поддерживались и в XV веке, но наряду с ними все более усиливается торговля Москвы с Востоком и Западом. В конце XV века главным средоточием русской торговли на берегах Черного моря становится уже не Судак, а Кафа. В Кафе, как и в Азове, сидел турецкий губернатор. Поэтому главный поток русской торговли, по—прежнему направлявшийся в Константинополь и другие города Малой Азии, в основном проходил через эти города.

Уже И. Е. Забелин предполагал, что «Москва, как только начала свое историческое поприще, по счастливым обстоятельствам торгового и именно итальянского движения в наших южных краях, успела привлечь к себе, по—видимому, особую колонию итальянских торговцев, которые под именем сурожан вместе с русскими заняли очень видное и влиятельное положение во внутренних делах великокняжеской столицы и впоследствии много способствовали ее сношениями и связям с итальянскою, фряжскою Европою». [372] С этим замечанием соглашается новейший исследователь московской торговли веков В. Е. Сыроечковский. [373]

372

Забелин И. Е. История Москвы. С. 86.

373

Сыроечковский В. Е. Гости—сурожане. С. 24.

Связи Москвы с итальянскими колониями в Крыму были постоянными. Поэтому фряги, или «фрязины», не являлись для Москвы новыми людьми. Исследователи, впрочем, до сих пор не отметили ту любопытную черту, что московские торговые круги в основном были связаны не вообще с итальянскими купцами, а именно

с генуэзцами. Выдвижение в митрополиты Митяя и посвящение в митрополиты Пимена не прошли без участия генуэзцев, как это отметил еще Платон Соколов в исследовании о взаимоотношениях русской церкви с Византией. [374] Пимен прибыл в Константинополь осенью 1376 года, вскоре после воцарения Андроника IV, свергнувшего с помощью генуэзцев своего отца Иоанна V. Деньги, понадобившиеся Пимену для поставления в митрополиты, были заняты «у фряз и бесермен» под проценты. Упоминание о бесерменах чрезвычайно любопытно, так как речь идет явно о турках, с которыми генуэзцы старались поддерживать хорошие отношения, заботясь о безопасности торговых связей с Причерноморьем. Перед нами приподнимается завеса над крупными политическими интересами, которые вступали в борьбу между собой под прикрытием чисто церковного вопроса о том, кто будет русским митрополитом. Недаром соперник Митяя, митрополит Киприан, заявлял: те на деньги надеются и на фрягов, я же на Бога и на свою правду. В деле поставления Пимена итальянцы сыграли, несомненно, крупную роль.

374

Соколов П. П. Русский архиерей из Византии. Киев, 1913.

ХАРАКТЕР МОСКОВСКОЙ ТОРГОВЛИ С ПРИЧЕРНОМОРЬЕМ

В торговлю Москвы с Константинополем, Кафой и Судаком втягивались русские, итальянские и греческие купцы. Об ее характере дает представление заемный документ, «кабала», выданная ростовским архиепископом Феодором совместно с митрополитом Киприаном на 1000 новгородских старых рублей. Кабала была дана в Константинополе «Николаву Нотаре Диорминефтру». [375] В ней читаем прямое обязательство помогать греческим купцам: «Аще единою страною Рускою возвратятся, имаемся приводити и всю торговлю их своимы проторы и наймом, и промыт, и прокорм, даже до рекы Богу». Таким образом, в кабале показан путь в Византийскую империю, шедший к реке Бугу, следовательно, в направлении на Белгород [376] на берегу Черного моря. Устанавливается и основной товар – меха («белкы добрыя тысячу по пяти рублев»). [377] При дальности доставки этот товар имел наибольшее значение в русской отпускной торговле со Средиземноморьем.

375

АИ. Т. I. С. 473–474, № 252. Кабала помечена 8 сентября без года, издатели относят ее к 1389 году. Необычайный для русских документов язык кабалы объясняется тем, что она переведена с греческого подлинника.

376

Позднее он назывался Аккерман, ныне – Белгород—Днестровский.

377

АИ. С. 473–474: «Имеешь волю ты сам, и вся твоя страна имати весь свой долг, от них же обретаешь Руського, и в Кафе, и во Оце, и во Грецкой земли и в поганскый». Слова «и во Оце» остаются непонятными; так нельзя было сказать о реке Оке; не испорчено ли это из слов «и во Орде».

Наряду с мехами надо предполагать и такие русские товары, как воск и мед, которые находили постоянный сбыт в ганзейских городах, торговавших с Новгородом. Привозные товары состояли, главным образом, из тканей, оружия, вина и пр. Из Италии везли бумагу, впервые вошедшую в русский обиход в Москве.

В торговом обиходе русских людей XIV–XVII веков встречалось некоторое количество слов, заимствованных с греческого: аксамит (золотая или серебряная ткань, плотная и ворсистая, как бархат), байберек (ткань из крученого белка), панцирь и пр. [378] Сурожский ряд в московских торговых рядах и в более позднее время по традиции именовался Сурожским шелковым рядом. В казне великого князя хранились вещи, сделанные в Константинополе и отмечаемые в духовных великих князей как «царегородские».

378

Записки имп. Археологического общества. СПб., 1865. Т. XI. С. 414, 420, 501.

Московские князья быстро учли выгоды поддержания добрых отношений с итальянскими купцами. Дмитрий Донской уже жаловал некоего Андрея Фрязина областью Печорой, «как было за его дядею за Матфеем за Фрязиным». Пожалование было только подтверждением более ранних грамот, восходивших к временам предшественников Дмитрия Донского, начиная с Ивана Калиты. Что искал Андрей Фрязин на далеком севере» Вероятно, целью его пребывания в Печоре была покупка мехов и диких соколов, дорого ценившихся при владетельных дворах Европы. Соколиная охота была любимым занятием, например, императора Фридриха II, короля Сицилии, оставившего по себе книгу о соколиной охоте. Потешающимся соколиной охотой изображен последний потомок Гогенштауфенов, юный Конрадин. Спрос на печорских соколов в Италии поддерживался высшими кругами общества.

После падения Византии торговый путь из Москвы в Константинополь по Дону потерял прежнее значение. Но ассортимент товаров, вывозимых из России в Турцию и обратно, в основном остался прежним. По новейшим исследованиям о русско—турецкой торговле XVI–XVII веков, предметами русского ввоза в Турцию являлись меха, предметы одежды, ловчие птицы, моржовая кость. Разнообразнее были товары, вывозимые из Турции в Россию: шелковые, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, кафтаны, кушаки, тесьма, ковры, шелк—сырец, хлопок, кожа—сафьян, бакалейные и москательные товары, золото и серебро, оружие и конское снаряжение. [379]

379

Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI веке. М., 1956 (см. сводную таблицу на с. 96–97).