Труды по истории Москвы
Шрифт:
Дворцовые слободы тесным кольцом окружали Москву. Большинство из них возникло за пределами позднейшего Белого города, а в некоторых случаях и за пределами Земляного города. Из всех московских слобод только Кузнецкая слобода (в районе ул. Кузнецкий мост) стояла в непосредственной близости к Китай—городу, все остальные находились в отдалении.
Город, как мы видели раньше, с особой быстротой начинает расти с конца XIV века. К этому времени и относятся первые известия о московских слободах, хотя еще в известии о московском пожаре 1547 года ремесленные районы обозначены по—старому: «гончары», «кожевники».
Московские слободы возникли за пределами городской территории, границы которой в основном совпадали с позднейшей чертой Белого города. Слободы, населенные людьми великого князя или московских князей—совладельцев, естественно, возникали за городской чертой, и население их управлялось особо от других горожан.
КНЯЖЕСКИЕ,
Кроме дворцовых слобод, в средневековой Москве существовали княжеские слободы, боярские и монастырские. Как возникали княжеские слободы, видно по грамотам конца XV века.
Упразднив третное владение, Иван III в то же время на территории Москвы выделил для своих сыновей особые слободки или села. Юрий Иванович получил сельцо Сущево, Дмитрий Иванович – сельцо Напрудское, Семен Иванович – сельцо Луцинское, Андрей Иванович – слободку Колычевскую в Замосковоречье. Сущево и Напрудское были отданы «з дворы с городцкими с посадными». [338] Несмотря на название «сельцо», это были особые слободки с приписанными к ним городскими дворами. «Отвод» села Сущева, данного князю Юрию Ивановичу Дмитриевскому, был сделан по населенной местности, по переулкам и улицам. В результате часть городских дворов отошла к Сущеву; другая осталась в московском посаде. Из грамоты Ивана III видно, что отвод «Сущовскому селцу к двором городцким» создавал в Москве особое княжеское владение. Дворы, приписанные к Сущеву, «и митрополичьи, и розные, чьи дворы ни буди», выходили из—под юрисдикции великого князя. «А сын мои Василей у моего сына у Юриа в те дворы не вступается», – завещал Иван III. Это было оговорено и в докончании великого князя Василия с Юрием Ивановичем. [339]
338
ДДГ. С. 358.
339
Там же. С. 371 и 368.
Впрочем, князья – владельцы выделенных им на территории Москвы особых слободок – были ограничены в своих правах. Им запрещалось держать в слободках торги, ставить лавки, торговать зерном; разрешалось только торговать съестными припасами. Права князей были ограничены, так как рассмотрение уголовных дел (убийство, кража с поличным) осталось в ведении большого московского наместника. [340]
Тем не менее, создание княжеских слободок в Москве начала XVI века было определенной уступкой старым феодальным обычаям. Значительная часть московской территории оказывалась в руках князей—совладельцев. Княжеские слободки, впрочем, существовали недолго. Из четырех младших сыновей Ивана III потомство имел только Андрей. Его сын Владимир Андреевич долгое время находился в заточении вместе с матерью. Позже он погиб при Иване Грозном, который своеобразно повторил практику своего деда, также выделив часть городской территории в опричнину. С точки зрения москвичей XVI века это не было новостью, а только повторением на других основах того, что совершил Иван III, накромсавший из московского посада и его ближайших сел владения для своих сыновей.
340
Там же. С. 361.
Отдельные слободы находились во владении бояр. Счастливый случай сохранил завещание князя Ивана Юрьевича Патрикеева, составленное в 1499 году. В нем перечислено большое количество ремесленников—холопов, живших на различного рода «местах» в Кремле и на посаде. Ему же принадлежала «Заяузкая слободка», а также слободка в Замоскворечье против села Семчинского (в 1476 г. «сгорела слободка княжь Юрьевская за Москвою рекою против Семчинского»). [341]
К княжеским и боярским слободкам надо прибавить слободки монастырские и церковные, а также отдельные дворы феодалов, разбросанные по всему городу. По справедливому замечанию П. П. Смирнова, «княжеский город XIV–XV вв., как кружево, был изрезан иммунитетами своеземцев—вотчинников, владевших в нем отдельными дворами, улицами, слободами и т. п.». [342]
341
Там же. С. 345–349; ПСРЛ. Т. XVIII. С. 251.
342
Смирнов П. П. Посадские люди. Т. I. С. 28.
Количество феодалов, которым принадлежали дворцовые
ХОЛОПЫ И ЗАВИСИМЫЕ ЛЮДИ
Холопы и различные категории зависимых людей, которые иногда обозначаются в документах XIV–XV веков общими названиями «челядь», «люди купленные» и т. д., составляли значительную часть городского населения. О «людях купленных» упоминает уже первая духовная Ивана Калиты. Эти люди были записаны в великом свертке (свитке или столбце). Завещатель отказывает их сыновьям как свою собственность: «А ты ми ся поделять сынове мои». Холопов не только покупали, но и просто отбирали у опальных бояр, как поступил, например, великий князь Василий Дмитриевич, захвативший холопов боярина Федора Свиблова.
Количество княжеской, боярской, митрополичьей «челяди», естественно, было значительным. К ней принадлежали различного рода служители, чернорабочие, ремесленники. Князь Борис Васильевич Волоцкий завещал своей княгине больше 20 человек «з женами и з детми». Среди них упомянуты повар, сокольник и два управляющих княжескими селами (посельские). [343]
Такие же холопы обслуживали боярские семьи. Например, в духовной князя Ивана Юрьевича Патрикеева конца XV века перечисляются его холопы—ремесленники: хлебник, портной, бронник, трубник, мельник, повар, рыболов, садовник. Эти ремесленники обладали семьями, но были «людьми» Патрикеева. [344]
343
ДДГ. С. 250. Один из посельских обозначен словом «спаский» (т. е. Спасский посель—ский).
344
ДДГ. С. 345.
О челяди упоминает в своем завещании и митрополит Алексей (см. Приложение).
Различного рода служители и ремесленники удовлетворяли внутренние запросы феодальных хозяйств. Для этой цели служили повара, садовники, портные, сокольники и прочие «люди», перечисляемые в духовных грамотах. Количество их в боярских и княжеских хозяйствах колебалось от десятков до единиц, в зависимости от богатства владельцев. Но в том или в ином числе холопы обязательно входили в состав феодальной челяди. Исследователь русского холопства более позднего времени А. И. Яковлев пишет по этому поводу следующее: «Слуги не вольные … всегда находятся в особом приближении к своему повелителю и житейски даже ближе к нему, чем слуги вольные, могущие завтра смениться, отъехав к соседу, может быть, даже к врагу своего прежнего хозяина». [345]
345
Яковлев А. И. Холопы и холопство в Московском государстве XVII века. М.; Л., 1943. Т. I. С. 24.
Вот почему в междукняжеских договорах всегда отмечается безусловное право рабовладельца потребовать к себе беглого холопа. Такой беглый холоп, знавший секреты своего, господина, был опасным человеком, его надо было прибрать к рукам. И рабовладельцы старательно обеспечивали себя письменными документами на право владения холопом. «Полные грамоты» на холопов держали у себя даже великие князья как доказательство своего рабовладельческого права. «Полные» холопы переходили по завещанию от отца к сыновьям и дочерям или выходили по тем же завещаниям на свободу. [346]
346
ДДГ. С. 57 и 19.
Мы вправе говорить, что холопы и другие категории зависимых людей составляли значительную группу московского населения, несравненно б о льшую по своей численности, чем сами их владельцы, феодалы. Однако холопская масса сама по себе была неоднородной. В наиболее тяжком положении находилась княжеская и боярская челядь, выполнявшая различного рода домашние работы. Какими только именами не называют своих холопов их господа. Тут и «Возверни—губа», Шишка, Кулич, Перепеча, Саврас, Косой, Колено, Чиж, Жмых и т. п. Такие холопьи прозвища пестрят в завещаниях князей и бояр. [347]
347
Там же. С. 250 и 345–347.