Туата Дэ
Шрифт:
– Дело контрразведки, - сказал он весомо, - Мне надо всего лишь задать ему несколько вопросов. Дальше - он ваш.
Это ведь не так сложно организовать?
– уточнил он.
В доме свиданий, при следственном изоляторе, несомненно нашлись бы место, - прокурор коснулся кончика носа,- Но он не говорит кроме как по-французски.
Переводчик не потребуется, - отрезал Тампест.
Тусклый свет лампочки под потолком почти не
Заключённый уже ждал - закованный в полные кандалы. Глаза сверкали красным светом из-под копны черных волос.
Ну, хоть вымыли, выбили из него вшей.
Полковник вздохнул. Дюпре… Как всегда- зарос, опустился. Можно даже не гадать - как его занесло на конголезский корабль. Он искал работу. Не в том смысле, что готов был от отчаянья хвататься за даже за должность посудомойки в отеле. Он опять хотел вернуться в Му. Но время Дюпре прошло. Он специалист, высококлассный специалист по тяжёлой артиллерии. Но то, из чего его учили стрелять уже доживало своё время в укрепрайонах на островах у китайского побережья. Старое отступало под натиском нового. Правильного или нет - будет видно.
Это далёкое будущее, размытое и неконкретное, сейчас не интересовало полковника.
Важно то,что прямо сейчас, на Му системы- самоходные или установленные в кузовах грузовиков, - калибра свыше четырёх с половиной дюймов запрещены.
Жирная мина безоткатки, в этом случае, куда лучше снаряда.
А безоткатчик из Дюпре всегда был никакой.
А что до обычных зуавов, способных нажать на спусковой крючок - так их везде везде было много. Кому он был нужен…
И Дюпре опять остался ни с чем. Хорошо, хоть смог наняться в обратный рейс, до Европы - а не спиваться там или просто получить пулю в лоб. Пуль тоже везде было нынче много.
Je ne pensais pas, - начал Тампест, глядя на дрожащие от натуги руки, прикованные к металлическому столу, на сжимающиеся и разжимающиеся кулаки, - Que la prochaine fois que je te verrais, tu serais en prison.
Он задрожал, будто от малярии, и начал выплевывать слова по отдельности, как будто выхаркивал перед каждой фразой кусок мокроты из лёгкого.
C'est toi. Je veux dire, VOUS, mon patron. Chef. Monsieur le Je t'attendais. Дай сигарет.
Тампест рассмеялся.
Я никогда не курил сигареты. Ты это знаешь. Quand vas-tu arreter de t'exhiber, espece de salaud? Ты же прекрасно говорил по-английски.
Вы же не фехтуете, де Ланда!- задыхаясь, крикнул ему лицо Бовеса, молоденький офицерик- кандидат, прижатый к белой стене градом сыпавшихся на него ударов, - Вы рубите! Как крестьянин - сухую яблоню! Или партнёра - за игорным столом! Разве вам такое оружие нужно? Топор… Половинка овечьих ножниц… Поварской нож!
Его тоненькая кавалерийская сабля, чьё лезвие уже по краю было основательно выщерблено, ещё раз вздрогнула и жалобно зазвенела, приняв на себя удар тяжелой, ураново-чёрной - и такой же жгучей как и радиоактивный металл, - древней стали с клеймом толедского мастера.
Сила
Его противник, взметнув пыль каблуком, будто закончив огненное па самбы, неожиданно открылся, будто приглашая, нанести удар.
Но выбившийся из сил Бовеса прислонился к стенке и опустил левую руку с намотанным на нее в несколько слоёв плотным плащом - от удара, может, и не защитит, но мотавшаяся как плащ тореадора ткань могла отвлечь внимание противника от твоего оружия. Жаль, что желтоглазый де Ланда ни разу не купился на эту уловку.
Его глаза горели как две капли расплавленного золота под черепом - говорят, индейцы так казнили белых, если их удавалось захватить, и участь жалких, раздавленных тяжестью своих панцирей, ослабленных болезнями и ранами, у которых в глазницах, как в литейной форме, застывало расплавленное золото, которого они так жаждали при жизни, была страшна.
С шипением испарив живые, настоящие глаза де Ланды, индейское золото отказывалось застывать, разогреваемое его злобой и яростью. Капли расплавленного,тяжёлого солнечного металла прожигали летающую в воздухе толстую ткань плаща. Свет от него просвечивал насквозь все его хитрости и уловки - и юкатанец ловил его саблю широко, толстой й лопастью своего меча, покрывая хрупкую сталь зазубринами…
Он использовал эту передышку, чтобы хоть немного восстановить силы и отдышаться. Его грудь под белой рубахой ходила как кузнечные мехи, всасывая горячий воздух внутрь перегретой топки его сердца. Солнце сверкало маленькой звёздочкой в крупной капли пота, что дрожала на кончике его черных овечьих кудрей.
Он глядел через неё на противника, исподлобья, будто увидел его впервые. И эта капля будто была линзой - всех путей времени, приведших его сюда. А он находился в фокусе… Пятно, солнечный зайчик на белой стене.
Когда же это началось? Да, кажется, с год назад.
Господа! Благородные доны!
– слегка шепеляво, но громко и отчётливо, произнес переступивший медленными, маленькими шажками старый дон Рибейра, высохший как медуза на песке, кивнув на заботливо поддерживашего его за локоть гиганта, одетого как придворный, - Позвольте вам представить моего дальнего дальнего родственника, четырехюродного племянника по линии моей давно покойной сестры, юного дона Хосе Мария Ипанема-да-Кастилья и де Ланда… Проездом из наших вест-японских колоний - весьма сильно помогшим мне с навести порядок в книгах и смогший наконец, разобраться с нерегулярным поступлением доходов от моих имений в Новой Гренаде …