Туата Дэ
Шрифт:
Разрезавшая рубаху и доставшая до его груди тяжёлая сталь уранового цвета, будто перерубила в нем какие-то нити, связывающие его тело воедино.
Бовеса рухнул перед своим дьявольским противником на колени, как лишенная поддержки марионетка. Где-то очень далеко и очень жалко звякнула сталь его прусской сабли.
Чёрные кудри Бовесы были безжалостно намотаны на руку - да так что у него брызнули нечаянные слёзы. Де Ланда внимательно рассматривал его запылённое ,смуглое лицо
Довольно!
–
НЕТ!
– вспорол воздух голос, похожий на звук сомкнувшихся на хребте седловины челюстей изо льда и камня, весом в сотни тонн. А, возможно, так звучит рык стальной крупповской пушки - когда она харкает картечью в бегущих по крутому подъёму родельерос, рубит солдат острыми стрелками выкованными из ледяной стальной боли …
Мелькнула тень. Бовеса успел ощутить дуновение ледяного ветра. Наверное, какая-то огромная, чёрная как ворон, птица пролетела над ними и уселась на черепицу крыши . Если де Ланда его убьет сегодня - она наестся досыта. Настоящего, нежного дворянского мяса.
Как-то странно выглядит его противник. Он не привык видеть его ОТСЮДА…
Этот бронзовокожий, с длинными черными, будто вырезанными из вулканического стекла волосами - вне всякого сомнения, де Ланда. И он так же держит его за волосы. Но почему он смотрит на этого великана сверху вниз?
Вытекающую из артерий и мозга, окисленную до черноты последнюю кровь и спинную жидкость заменяет подступающая темнота. Последнее, что видит Бовеса, последнее,что никак не хочет погружаться в эту темноту и продолжает яростно полыхать в его мозгу - горящие под высоким лбом тёмно- желтым лбом глаза. Глаза, глядящие прямо в его душу.
Глаза из расплавленного металла, не желающего остывать.
И последняя его мысль не о том, что он проиграл, а о том, что оказывается это правда и отрубленная голова, и обезглавленное тело живут какое-то время по отдельности….
Один из секундантов в темно-синих брюках, переступил с ноги на ноги, звякнув ножнами сабли.
Бегите, - тихо прошептал он после длившегося неизвестно сколько молчания, - Бегите, де Ланда.
Смерть бывает разной.
Можно заколоть честно заколоть или зарубить - в честном поединке. Для этого не нужен даже какой-то особенный повод. Для этого нужны только тяжёлое железо - и отвага, нужная, чтобы спросить о судьбе, своей и противника, у пылающих белым огнём небес.
Тот, кто держал старинный меч, по жгучей урановой стали которого стекали на сухую, потрескавшуюся от жары землю, ещё не впитавшиеся в старинные узоры и вязь, тяжёлые капли чёрной артериальной крови, повернулся на голос.
– Можете вызвать меня, - продолжил Мундиас,- И я приму ваш вызов. Обязан его принять - как мужчина.
А можно заколоть в спину.. Ночью.
Скажи мне, рыцарь, какой должна быть смерть твоего врага?
Но для вас ничего не изменится. Даже если вы и мне отрубите голову... Поэтому лучше бегите из полка прямо сейчас…
Но нет , нельзя! Одного никак нельзя - одним бешеным мясницким ударом отрубать не успевшую умереть голову, которую не смогла, не успела покинуть душа - чтобы воздеть над собой будто совершающий жертвоприношение своим чудовищным богам одетый радужные перья странных птиц жрец - людоед…
Бегите, де Ланда. И клянусь если Церковь и слово Иисуса всё ещё что-то значит в Испании - вам не знать покоя пока не зайдёт солнце над всей Империей…
– У нас тут продолжается реконструкция, - извиняясь, расстилался перед Тампестом, - И эти студенты вечерних ремесленных школ… Поэтому вот так вот, почти все в запасниках.
Ему нравилось, что один из членов британской военной комиссии проявляет интерес к его скромному музею, в котором он служил ещё со времён вильгельмцайта, и которому он отдал столько лет жизни, натерпелся страха во время бомбежек и первых дней оккупации. Может, после этого визита, можно было ожидать дотаций… Ну, или, хотя бы шумные Ремесленные Школы закроют. Или выселят.
Осторожнее, - козлиным голосом выкрикнул старичок, - Это же фарфор четвертого века!
Да?
– скучающим голосом произнес раненый британский офицер, - Очень. Интересно…
Слово " Интересно" в его устах звучало как скучающее "Вот как?" пресыщенного парижскими борделями нувориша.
Ну, по крайней мере, он прекратил скрести своим выщербленным, похожим на коготь древнего ящера, ногтем бесценный фарфор.
Старичок подобрал козлиную бородку, нахохлился, став в своем старинном пиджаке похожим на выпущенного в круг бойцового петуха. Такое невнимание и даже презрение его оскорбляло. Он собирался долго говорить о каолине, об особой глазури, о температуре которую надо выдерживать целыми ночами, чтобы глазурь не поменяла цвет с благородного медного на розовый , о том, как управляя изменениями температуры мастер мог нарисовать целый пейзаж с деревьями, рекой и облаками …
Тихий мелодичный звон древней керамики разбудил его от грез.
Ничего не интересовало этого человека. Для него это была просто фиолетовая чашка.
Да, - с трудом сдерживая себя, произнес смотритель, - Забавная вещица.
Посетитель взял в руку и начал рассматривать фарфоровую танцовщицу с таким видом, словно жалел, что ей нельзя заглянуть под раскрашенное платье.
Та же династия Сун, господин офицер, - проглотив и это оскорбление, - Эта девушка должна была сопровождать и ублажать какого-то важного чиновника и после смерти…