Туата Дэ
Шрифт:
Полковник захохотал, совершенно довольный тем как идёт дело.
Его шинель трепетала как одеяния, уже постигшего неземную истину, но так не могущего и не желающего остановить вращение и бесконечное произнесение имени Всевышего дервиша.
На этот раз начиная страшный разворот, он притворился, что бросает в них свое огромное оружие. Невозможно шутить таким вещами. Да полковник и не шутил. Возможно бы, он так и поступил.
Именно поэтому охранники поверили.
Они поверили, что вся сила вращения, весь замах будут вложены в полёт тяжёлого на вид бронзового чакрама. И что раз его бросают оно их ударит- и непременно, своим большим как у тюремной гильотины, -
И ведь брызнули в стороны!
Будто бы он швырял в них гранату.
Человеческий глупый разум - сосредоточившись на опасности лезвия, забыл о кое- чём более важном.
О кое-чём более опасном.
Всего пять шагов отделяли полковника о них.
И пока они не стреляют - можно бежать прямо.
Не прошло и секунды, как Тампест оказался так близко…
Конец искривленного лезвия, на незавершённом взмахе, взрезал серую теплую ткань на животе того самого меткого стрелка пройдя нискосок меж двух начищенных пуговиц.
Тонкий красный ручеёк, разом обратился поток - а потом, взрезанная по всей длине кожа живота, просто лопнула как чумной бубон,выпуская все таившееся внутри . А внутри, во влажной и горячей тьме была свернувшаяся синими склизкими змеями, исходящая пахнущим как свежая рвота горячим паром, боль.
Сидящий на коленях, пытался запихнуть в себя горстями кровь, теплую коричневую дрянь и рассеченные косым ударом мышечные трубки, вернуть органы и кровь обратно - но его усилия были жалки и бесполезны.
Он не смог убить полковника.
Он не сможет жить.
Через мгновение из спины второго, стоявшего менее чем футе от невероятно жалостливо плакавшего над своим разрубленным животом стрелка и уже поднимавшего свой автомат, с хрустом раздробив пару соседних рёбер, прямо рядом с рядом с толстой костью позвоночника, вышел скошенный будто срезанный кончик бронзовой лопасти.
Вытаскивать времени не было и Тампест просто вложил всю силу, протыкая его насквозь. На мгновение, они как бы слились в каких-то отвратительных объятиях, когда тело, разрезаемое своим же собственным весом, дошло до тогоместа, где кривизна жёлтого орихалкового лезвия, ломалось в изгибе, переходя в прямой клинок .
Толстая, похожая на шляпку набухшего от дождей гриба - только не из влажной губчатой плоти, а из твердой как железо позеленевшей бронзы, толстого набалдашника примитивнейшей гарды, которая никак не могла бы ничего защитить скользни настоящий стальной клинок вниз по лезвию. Она лишь только помогала удерживать клинок, не давала соскользнуть ладони на полосу острого золотого света, даже если, как сейчас, все пальцы были бы, как сейчас, в скользкой, жиденькой, будто разбавленной солёной водичкой, крови из рассеченных лёгких.
Излом лезвия остановил клинок, уперевшись в рёбра охранника - полковник, краем сознания, почувствовал как его оружие упёрлось в кости. Автомат, который умиравший охранник, крепко держал, стукнул о брусчатку, выпав из безвольной руки.
Умирающего уже не держали ноги. Он повис на пробившей, разрезавшей его, болтающейся между ребер в здоровенной иссеченной ране, бронзовой косе.
Он вздрогнул , будто бы от укусов насекомых или ударов грома, - из-за пары пуль попавших в него. Могло показаться, что мертвец обиженно вздохнул - но у стрелявшего не было выбора. Чтобы достать его убийцу, требовалось стрелять навылет. А помочь своему другу он уже ничем не мог …
Впрочем, стрелявший не думал об умирающем на бронзовой косе как о своем друге(Все дружеские
Его мозг, кидавшийся из крайности в крайность, не мог составить картинку, обеспечивающее полное понимание происходящего. Он видел происходящее так. Гюнтера каким-то чёртом пырнули огромным таким ножом. А тому, молодому, переведённому из Нойенгамма, разрезали брюхо как старый носок. И дружку его конец. Им обоим конец. И что если он не всадит в этого офицера пуль десять или двадцать - то, как и ноейнгамец, он узнает какого цвета его потроха.
Стрелять надо вот и всё. И не важно, что дружок его ещё жив.
Ему было просто страшно, дико страшно -несмотря на то, что тварь, проникшая на тюремный двор была уже ранена молодым в плечо и истекала кровью. Что у неё только одна рука -против его двух. Что эта смеющаяся, не то синяя, не то чёрная - от сумерек второй луны, - пляшущая на скользкой крови тварь вооружена каким-то диким, похожим на радугу, примитивным тесаком - а у него огнестрельное оружие. Хороший, мощный автомат из отличной рурской стали. Ему было плевать. Всё равно было было страшно и он хотел застрелить этот страх. К несчастью, сколько бы его оружие не выплюнуло пустых как ореховая скорлупа гильз, пожирая полными горстями тупые короткие патроны - всё было зря. Крупные,весившие как большой палец взрослого мужчины,, автоматные пули, вязли в висевшем на лезвии теле нойенгаммца .
Оттолкнувшись от брусчатки, подхлёстнутый выстрелами будто бегун,бросающийся от белой линии вперёд, Тампест буквально отправил в полёт труп - прямо на последнего стрелка. Ствол автомата рефлекторно дёрнулся, спеша догнать очередью летящее тело - а потом зацвенькал по брусчатке, будто пустая жестянка.
Лезвие, несмотря на две тысячи лет в гельголандских дюнах, было таким острым, что охранник даже не успел почувствовать - и просто смотрел на культю тупым взглядом, любуясь гладкостью, блестящего как масло среза разрубленных одним ударом лучевой и локтевой костей. Он всё ещё смотрел как вытянутый костяной треугольник и овал заливаются синим и красным - когда полковник разрубил его череп.
Счастливчик!
Он умер, даже не думая своём страхе
Глава XXXIX
Киндигглер Райстерршаффт, восьмой потомок Эрлионары Риафгент-Йонеззы и Дейктириана Райстарршаффта, и т.д. и т.п., оглядел город с высоты монумента. Это были лишь жалкие окраины, но по ту сторону, в небоскрёбах, находились лишь жалкие твари, не имеющие права называться людьми, не имеющими права жить, да и в целом не имеющих прав. Но растворить их в первичном бульоне, или как минимум в огне термоядерных реакций, просто так не удалось бы. Киндигглер это понимал, даже когда в поисках ответа на данный вопрос выковыривал остатки вагин из малолетних проституток. Де-юре это были начинающие модели детской моды, которым для продолжения счастливой и насыщенной, полной приятностей и оптимизма жизни, требовалось всего ничего - просто раздвинуть ноги. Но де-факто мистер Райстерршаффт не желал вдаваться в подробности. Причина и следствие. Альфа и омега. Куча человекоподобных червей и первичный бульон. Остальное - переходящее.