Туда! И надеюсь, обратно...
Шрифт:
– Всем добр’ое утр’о! – прокартавила я, усаживаясь за обеденный стол. – У нас сегодня кр’уасаны на завтр’ак? Это пр’осто… – я задумалась, подыскивая подходящее по смыслу наречие с буквой р. – Очар’овательно!
Выжидаю пока официант нальет мне кофе и, придвинув вроде как общее блюдо поближе к себе, пожелала всем приятного аппетита.
– Я вижу у тебя хорошее настроение, – заметил Хеймитч, проследив как во мне исчез третий круасан за минуту.
Покачав головой, старательно пережевываю шоколадно-вишневую массу и поправляю.
– Хор’ошее настр’оение.
И
Я перестала жевать. Медленно повторила про себя последнее предложение, фыркнула, ещё раз повторила и засмеялась.
Хеймитч озадаченно покосился на Пита, который не сводил с меня странного пристального взгляда, а затем, за неимением альтернативы посмотрел на Эффи, она лишь пожала плечами.
– Так ты готова к интервью? – предположил ментор, когда я относительно успокоилась, только слегка подхихикивала время от времени.
– Мор’ально – да, – кивнула и опять заметила взгляд Пита, тяжелый пристальный взгляд. Вопросительно выгибаю бровь. Он не отвечает, не шевелится, даже не моргает.
Что не так с этим парнем?
«А, – отмахнулось подсознание. – выбрось из головы!»
– А физической частью позволь заняться мне, – в столовую вошел Цинна. – Ты доела?
Я проглатываю последний кусок, встаю и спешу за стилистом.
На спину тут же липнет что-то невесомое, но вполне ощутимое настолько, что я тут же передёргиваю плечами, сметая наваждение.
Этому чудаковатому пессимисту не удастся испортить мне настроение.
====== Часть I. Трибуты. XVI ======
– Будь серьезной! От этого зависит твоя жизнь!
– Пра-авда? Нет от уровня сахара в крови или холестерина?
Не от уличных ДТП и местного бандитиз… травматизма?
А от серьезности? Дык я серьезнее мумии фараона Тутанхамона!
«Божественные каникулы»
Я стою. Уже несколько минут стою и боюсь пошевелиться. Потому как при каждом движении синие, красные, желтые и оранжевые драгоценные камни, составляющие платье, медленно переходящее в узоры на плечах и руках, вбирая в себя капли тепла от всех источников света, находящихся в комнате, охватывали меня языками настолько реалистичного пламени, что постучавший и даже посмевший открыть дверь парень, заглянувший ко мне в гримерку сказать, что пора на сцену, остолбенел, широко распахнул глаза и с криком куда-то умчался.
– Неужели я настолько страшная? – роняю ему вслед.
– Нес, конесно, – возражает Октавия.
– Чы очень крачивая! – поддерживает её Вения.
Ага, именно так – крачивая…
– Я о том и говорю, – расправляю подол, любуясь переливами оттенков. – Красота же страшная сила.
И требует жертв.
Например, семь часов жизни или даже самой жизни…
Так. Я Питу не дала испортить настроение, а себе и подавно не позволю этого сделать.
Встряхнулась, услышала звук упавшего тела, видимо рискнул вернуться тот впечатлительный, рассмеялась, причем довольно звонко, пусть и не заразительно, обернулась вокруг своей оси и проинформировала Цинну.
– Вы гений!
Он польщенно улыбается, делает
– Так значит, к интервью ты готова?
Пожимаю плечами и неуверенно киваю.
– Вроде как… Только нервничаю немного… – перевела взгляд на подрагивающие пальцы с идеальным маникюром, над которым Флавий бился два часа, и исправилась. – Очень.
– А почему? – полюбопытствовал стилист, присаживаясь на край стола. – Хеймитч сказал что-нибудь резкое? Вполне в его духе…
– Да нет… Он наоборот сказал, что я со всем справлюсь. Что он верит в меня.
Цинна ненадолго замолчал, то ли обдумывая мои слова, то ли раздумывая не вызвать ли моему ментору врача, в конце концов он сказал.
– Раз даже Хеймитч в тебя верит, то тебе точно не стоит волноваться. От себя лишь могу добавить, что лучше быть честной.
Я нахмурилась.
– Это не значит, что тебе надо изливать душу и раскрывать все свои тайны. Просто будь искренней. Говори то, что думаешь.
– Даже если я думаю, что Игры – это полный маразм и президента Сноу не мешало бы повесить?
Он ненадолго замялся, но потом усмехнулся и ответил, глядя мне прямо в глаза.
– Говори, но только если ты готова к последствиям, а они будут.
Последствия? Интересно какие? Мне прилюдно язык отрежут или… Революция… Хм…
Кивнула, как бы говоря, что поняла его.
– Раз с этим разобрались, тогда пойдем?
Я сделала шаг за порог, в узкий длинный коридор, ведущий к сцене, на которую уже начали подниматься первые трибуты, и мне стало плохо. Сердце учащенно забилось, в ушах загудело, ноги превратились в холодец, и я вздрогнула, когда кто-то коснулся моей вспотевшей ладошки.
Цинна.
– Не переживай, – мягко говорит он, ободряюще пожимая руку. – Помни, они уже тебя любят…
И будут любить ещё сильнее, когда увидят мои пустые стеклянные глаза, обрамленные красной горячей жидкостью.
Я ни капли не успокаиваюсь, но тем не менее на достаточно твердых ногах иду вперед, поднимаюсь на сцену и умудряюсь не свалиться с неё, ослепленная софитами.
Восхищение трибутов моим нарядом, мгновенно преобразуется в завистливо-презрительные взгляды, иногда оказывающие воздействие подножки, а иногда подзатыльников. Сегодня мне повезло (ну хоть в чем-то…) и снисходительные усмешки подстегивают меня расправить плечи, вздернуть голову и пройти к своему месту, не забыв дерзко подмигнуть Марвелу и послать воздушный поцелуй публике.
Я грациозно присаживаюсь, по крайней мере надеюсь, что со стороны это выглядит именно так, по ощущениям же я валюсь на кресло и облегченно выдыхаю, бросаю взгляд вдаль, вижу лишь огромное пестрое пятно в розовую крапинку, которое резко начинает заваливаться влево. Похоже мое сознание, не привыкшее к подобным масштабным мероприятиям, резко решило меня покинуть. Чтобы не отключиться, щипаю себя за мочку уха.
– Добрый вечер, дамы и господа!
Помогает.
– С вами неподражаемый Цезарь Фликермен!