Туман-Озеро
Шрифт:
— Первейших сделаем! — дружно грянуло в ответ.
А старшина подумал: «Мало Очкасова… на заставе будет еще экземпляр № 2».
«Экземпляром № 1» считался Очкасов.
— Так что же со щенком?.. — желая, как говорят, решить вопрос на месте, спросил старшина начальника заставы, который повернулся было, чтобы идти.
— Приобщайте… пока — к пищеблоку.
2
Вырос Иван Терехин в лесной глухомани. Но и в его село время от времени доходили вести о делах пограничников. Знал он и о подвиге
Приехавший на побывку красноармеец, посмеиваясь, даже похвалил Терехина за основательную подготовку к службе.
Однако Ивану попадало от сестры Кати. Она была всего на два года старше брата, но уже успела потерять мужа на Хасане и смотрела на жизнь не так романтично, как Иван.
Наблюдая, как брат поит из соски своего будущего «следопыта», Катя уверяла, что уж теперь-то «граница будет на замке», стоит только Ивану и его Амуру появиться там.
Терехин на все насмешки сестры только улыбался. Выведенная из терпения, Катя высказалась однажды начистоту. Она заявила, что толстопузый «следопыт» нужен Ивану только затем, чтобы «расслезить» комиссию… Что так делать нечестно, что из Ивана никакого пограничника не выйдет, потому что у него душа, как мякина, а сам он увалень неповоротливый.
Призывную комиссию Терехин проходил вместе со своим «следопытом», — так и шествовал с собакой от одного врача к другому.
Председатель потрепал по шее его пузатого Амура, переглянулся с членами комиссии и сказал: — В следопыты, ничего не попишешь…
Иван получил назначение в погранвойска и принял это как должное.
Во время проводов Катя, глядя на брата и на его жалобно повизгивавшего щенка, бросила, как бы между прочим, что будет аккуратно следить за газетами, чтобы не пропустить портрета героя…
По в последнюю минуту глаза у сестры наполнились слезами. Вероятно, она вспомнила, как провожала мужа.
Перед тем, как попасть на границу, Терехин должен был пройти трехмесячную подготовку. В учебном подразделении ему не повезло. Перед самыми зачетами он сломал ногу. Все его сверстники разъехались по местам «дальнейшей службы», а Терехин лежал в лазарете. От того, как срастется кость ноги, удачно пли неудачно, зависела дальнейшая судьба Ивана.
Терехин не приставал с вопросами к врачам. Однако он так беспокоился об Амуре, что никто иной, как лечащий врач, взял на себя попечительство и над собакой.
Терехин стоически переносил различные манипуляции над ногой не только со стороны своих врачей, но и приглашенных консультантов.
В конце концов всем помогающий добрый доктор проникся к Ивану уважением, узнал его тайные помыслы и уверил начальство, что именно такому,
Терехин перед отправкой к месту своего назначения написал сестре, что так, мол, и так, нога подвела, но теперь, не завтра так послезавтра, он увидит настоящую боевую заставу.
«Амур стал ростом с овцу, но сильно тощий. Видеть его приходилось раз в неделю и то через окно. Врач говорит, что собака стосковалась…».
Вместе с письмом Иван вложил сэкономленные за время службы две десятирублевки.
Подумал. Опять вынул письмо. Улыбнулся и написал, что теперь, мол, Катя может посматривать в газеты.
3
Место на. заставе для Терехина определилось сразу и прочно: в числе самых отстающих. «У Очкасова на левом фланге», — шутили пограничники.
К «экземпляру № 1» обстоятельства припрягли «экземпляр № 2».
Очкасов признавался неоднократно, что попал в «пограничники-горемычники» из-за писарской ошибки, из-за путаницы на призывном пункте, уверял, что ему служба на границе, да еще в таком адском климате противопоказана, жаловался на «бездушную медицину», сипло кашлял, давал всем слушать, как у него «свистит» в груди.
Терехин чуть ли не с малолетства спал и видел заставу, соской выкормил щенка, в лазарете не оставлял свою мечту, дождался направления на боевую заставу. И вот теперь шел «в паре» с Очкасовым.
После первой встречи с Терехиным начальник заставы капитан Светлов не раз думал о новичке, с удивлением замечая, что чувствует себя в чем-то виноватым перед ним… Он ловил на себе невольные взгляды Терехина, в которых сквозили укор, растерянность, удивление.
Как-то в часы массовой работы Светлов зашел в комнату политпросвет работы.
— Говорят, вы академиком стали? — обратился он к Терехину, стоявшему с указкой в руке возле карты мира.
— У него большие сдвиги, — заверил капитана замполитрук, а сам покосился на сидевших бойцов: там послышался смешок.
— Терехин может показать на карте новостройки, угольные бассейны, границы Советского Союза обвести, назвать государства, с которыми мы в соседстве, главных агрессоров выделить, — доложил замполитрук. — Правда, с наводящими вопросами… — добавил он.
— Неплохо для начала, — обрадовался капитан. — Давайте потолкуем. Расскажите, Терехин, о своих краях, о новостройках, которые сами видели.
Иван вспыхнул, удивленно посмотрел на капитана, опустил голову.
«Посмеяться пришел надо мною», — мелькнула у него мысль.
— О своей области расскажите, — подбадривал бойца Светлов.
«Хочет отправить домой… Ну что ж… Не гожусь»…
Терехин почему-то вспомнил, как его, совсем маленького, чуть не переехал фургоном зажиточный односельчанин Стенька Копчик. Вырвала брата из-под копыт лошадей Катя. Фургон прогрохотал, едкая пыль закрыла улицу, а Иван и сестренка, катались у плетня, обожженные навощенным кнутом…
— Товарищ Терехин, вы не забыли вопрос? — капитан внимательно всматривался в хмурое лицо бойца.