Туркестан
Шрифт:
– Иван Осипович! – прикрикнул сыщик. – Говорите уже!
– Да, да, вы правы! Значит, про бунт… Летом 1892 года началась у нас холера. Пришла она с юга, из Авганистана. И очень быстро добралась до Ташкента. Я тогда командовал ротой в своем родном батальоне, и нас оставили в городе для караульной службы. Все же здесь управление краем, постов много! А прочие войска гарнизона, как и полагается, убыли в лагеря. Это тридцать пять верст от Ташкента, у села Троицкое. Вот. Все ушли, а мы остались. И тут эта зараза подступила…
Тогда в туземной части города, я уж вам рассказывал, были другие порядки. Всем заведовал главный аксакал Иногам-ходжа Умриаходжинов. Ему подчинялась
– Как во дворах? – поразился Лыков. – Холерных покойников – возле дома?
– Точно так! Начальник города полковник Путинцев издал приказ: погребать умерших от болезни лишь после медицинского освидетельствования. И только за городом, на специально созданных для этого кладбищах. Но ничего из этого приказа туземцы не исполняли.
– Почему?
– Эх… Много в этом было и вины администрации. Докторов-то раз-два и обчелся. А тут эпидемия. Когда они всех обойдут! По два-три дня лежали мертвые, ожидая доктора. А шариат обязывает хоронить в день смерти! Это раз. Второе – кладбищ самих тоже не хватало. Обещали четыре открыть, чтобы у каждой даха было по своему погосту, а волокита, то да се… И открыли одно на всех. Причем далеко, несколько верст от городской стены. А нести мертвых надо на себе. И начались недовольства. Тут еще покойников велели в могилах пересыпать известью. Темный люд стал кричать, что такие посыпанные в рай не попадут! К тому же дыни как раз поспели. Ну все против нас…
– При чем тут дыни? – опешил Лыков.
– Туземцы едят их в огромных количествах – и через то заражаются. Там же никакой гигиены в помине нет. Руки не моют, пищу тоже… Двор любого сартовского дома – просто клоака. На чем уж вы меня перебили?
– Что мертвых велено было пересыпать известью.
– Да! Этим, сразу скажу, воспользовались фанатики. Русских они всегда ненавидели, но до поры молчали. А тут такое дело! И стали они распускать разные слухи. Что власти отравили воду в арыках и смерть идет от этой воды. Что доктора в больницах умерщвляют правоверных. Что солдаты выкапывают трупы из могил. И прочий вздор… А мы и знать не знаем! Туземный Ташкент для нас тогда был как бы другой мир. И до русского уха доходило лишь то, что соизволил сообщить Иногам-ходжа.
Ну и прорвало! 24 июня все случилось. Недовольство сначала было направлено против главного аксакала. С утра толпа собралась громить его дом, а он уже сбежал в русскую часть. И люди пошли туда. Человек примерно с полтысячи всякой рвани двинулись к канцелярии начальника города. Шли они шумно, но никого не трогали, только кричали. И на Соборной улице встретили полковника Путинцева. Он ехал верхом в свою канцелярию; дело было в десять часов утра.
Окружили туземцы Степана Романовича и давай у него требовать. Чего? Чтобы выдал им для расправы Иногама. И попутно высказывали свои неудовольствия насчет докторов и кладбищ. Полковник ответил, что на улице он ни о чем разговаривать не будет, и предложил пройти в присутствие. Толпа согласилась и двинулась туда. Все было спокойно! И даже уже появилась надежда, что бунтовщики благоразумно разойдутся, получив ряд обещаний. Но зачинщикам-то нужен был бунт! Им подавай кровь! И когда Путинцев спешился и вошел в ворота канцелярии, на него вдруг напали. Устроили это провокаторы, в числе которых был и наш Исламкуль.
– Сильно досталось
– Нет, слава Богу. Следует признать, что отделался он легко. Сбили с ног и принялись колотить чем попало. Да не рассчитали! Сразу навалили на него сверху нескольких близстоящих своих же и отлупили их! А Путинцев под кучей отлежался. Все заняло лишь пару минут. Толпа ворвалась в канцелярию, разгромила ее, нахавозила, бумаги пожгла. И побежала обратно к своим домам. Степан Романович к этому времени уже пришел в сознание, поднялся… Как сейчас его вижу: без фуражки, на лице кровь, в руке шашка. Седая борода висит клочьями. И ревет, как медведь: «Всех порублю, сукины дети!» Храбрый был человек и достойный начальник города. Жаль, что его сделали козлом отпущения.
– А вы-то как там оказались?
– Я просто шел мимо. Возвращался из Контрольной палаты, где проверил посты и расписался в постовой ведомости. Как увидел, что полковника мутузят, тоже с шашкой наголо ринулся на толпу… Меня самого там, наверное, побили бы, но тут набежали писаря из штаба округа. С кольями.
– С кольями?
– Да. Разобрали забор вокруг Константиновского сквера, и на выручку! И погнали эту толпу именно они, писаря! Погнали назад, за канал Анхор. Да, надо еще сказать: начальства в тот день в Ташкенте не было. Генерал-губернатор барон Вревский изволил отдыхать на Чимгане. А военный губернатор Сыр-Дарьинской области генерал Гродеков жил на загородной даче. Войска же, напомню, все в лагерях. Да…
Иван Осипович перевел дух. Было видно, как не хочется ему говорить о своей роли в разгоне бунтовщиков. Но он решил изложить все до конца.
– Гродеков был, как всегда, молодцом. Вот достойный человек! Всю жизнь в войсках, Академию Генерального штаба закончил, георгиевский кавалер! А характер просто железный. Когда ему сообщили о случившемся, он отдал приказ: караульной роте и казакам, сколько их там было, разогнать толпу. Мы уже прижали туземцев к мосту через канал. Но толпа встала и дальше не уходит. Даже наоборот, готовится нас атаковать! Опять появились эти дервиши в высоких шапках. И кричат: «Газават!» Из туземных кварталов начало подтягиваться к ним подкрепление. А ведь там сто тысяч человек! Мы же всегда держим это в голове! Представляете? Войск одна неполная рота, а против нее могут выйти сто тысяч! Если я, штабс-капитан Скобеев, сейчас этот бунт в зародыше не подавлю…
Ну, стал я их уговаривать. Четыре раза крикнул, чтобы расходились, иначе будем стрелять. А их все прибывает и прибывает. Тут в нас полетели камни. Сразу семь человек у меня ранило. И так солдат мало, а еще это! Нас ведь всех камнями забьют! Делать нечего, скомандовал я залп…
Полицмейстер сидел красный, взъерошенный и крутил в руках заштопанную фуражку.
– Вы же видели, Алексей Николаевич, как стреляют в Первом Туркестанском стрелковом батальоне!
– Видел. На «сверхотлично».
– Вот! Роты в нашем округе содержатся пусть не по военному штату, но по усиленному! Значит, в роте 180 человек [67] . Ну, часть на других караулах, но до ста ружей у меня там было. Дали мы всего два залпа. Как вы думаете, сколько положили бы мои стрелки народу, если бы я хотел крови? В условиях, когда перед ними толпа и каждая пуля найдет цель?
– Двести человек бы и положили!
– Именно! А убито было десять человек.
– Десять? – не поверил своим ушам Лыков.
67
По штатам военного времени – 225 человек.