Туркестан
Шрифт:
– Десять, – повторил капитан. – И семь или восемь ранило.
– Верх гуманизма, – лаконично оценил сыщик.
– И я так считаю. Ну, после залпов туземцы наконец побежали. За ними устремились все кому не лень. Кроме моих стрелков… Казаки, за казаками – писаря с кольями, следом – русские торговцы с Воскресенского базара, с гирями и топорами… Именно они побросали в канал Анхор много народу. Берега там, видели, высокие и глинистые. Утонуло восемьдесят человек. И стало в Ташкенте тихо…
На другой день приехал барон Вревский, заслушал начальника области, сказал, что полностью одобряет его действия. И уехал обратно отдыхать. Вот легкомысленный! В городе бунт, десятки трупов, а ему тут дела не нашлось!
Потом
– А Исламкуль?
– Он пропал. Когда вели следствие, на него многие указали, как на зачинщика. Ходили слухи, что он то ли утонул в арыке, то ли бежал в Хиву. И вот – сыскался теперь в Ташкенте!
Дознание шло ни шатко ни валко. Что могли сделать, сыщик и полицмейстер сделали. Исламкуля искали с двух концов. У Ларионова появился новый вестовой, рьяный и расторопный. Кокоткину сменили денщика. Проще всего оказалось с Веселаго. Тот проживал на Самаркандской, в доме, отданном под офицерские квартиры. Там объявился коридорный, который вечно ходил по жильцам и искал приработка. Веселаго, жуир и холостяк, нанял парня бегать с записками по всему городу. Большинство посланий были к женщинам, но встречались и деловые письма. С них Скобеев делал копии и складывал в отдельную папку. Так, выяснилось, что в махинациях замешан сам начальник поземельно-податного отделения областного правления статский советник Гуртих. А жалкий интендантский поручик Требесов за ночь спокойно спускает в карты свое годовое жалованье…
Алексей в сопровождении гаврилыча [68] съездил на берег Сыр-Дарьи, где нашли труп торговца Батышкова. Он надеялся накопать там каких-нибудь новых улик, но не вышло. Со смерти торговца прошло уже два месяца, и сменился участковый пристав, который вел дело по горячим следам.
По вечерам Лыков продолжал блаженствовать. Ольга готовила что-нибудь вкусное, они запивали ужин филатовским вином [69] , иногда гуляли в Черняевском садике. Из-за стен крепости доносились милые солдатскому уху Алексея команды:
68
Гаврилыч – прозвище казаков.
69
Филатовское вино – вино производства местного предпринимателя и винодела Филатова.
– На молитву!
– Накройсь!
Или стрелки
Все это закончилось неожиданно и страшно.
Однажды Алексей пришел в переулок Двенадцать Тополей и увидел, что Ольга сегодня особенно хороша. Что-то новое появилось в ее взгляде. Женщина будто светилась изнутри.
– Я тут листала переложение Корана и нашла про невидимых людей, – сказала она. – Ты знаешь, кто это такие?
– Ну, их сорок человек. Каждое утро они молятся на могиле Магомета, а потом расходятся по земле.
– Правильно, – удивилась вдова. – Какой ты… даже это знаешь! Но скажи, для чего расходятся по земле невидимые люди?
– Чтобы подавать помощь тем, кто в ней нуждается, – ответил сыщик. – Объясни, к чему твои расспросы? Решила перейти в мусульманство?
– Нет, – серьезно ответила Ольга. – Я живу и умру христианкой. Но ведь Бог на самом деле один, верно? Просто разные народы дали ему разные имена.
– Есть такая гипотеза, – хмыкнул Алексей. – Только не вздумай говорить о ней своему духовнику!
– Бог один, – убежденно заявила Перешивалова. – И многое из исламской религии применимо к нам, православным христианам. Как уж зовут главного из невидимых людей?
– Кутб-уль-актаб, «звезда звезд» [70] .
– Так это он мне тебя послал!
– Вот здорово! – рассмеялся сыщик. – В свободное время кутб-уль-актаб подрабатывает на другие конфессии?
Но его подруга не поддержала тона.
70
Лыков пересказывает искаженные представления об исламе, в том виде, в каком в конце XIX века его понимали некоторые русские востоковеды.
– Да, он! Я тебя просила, я о тебе молилась. Какая мне разница, откуда пришла помощь? Под здешним небом скорее она явилась от невидимых людей. От этого… актаба. И ты приехал. И я решила, что сегодня будет особенная ночь.
– Особенная? – обрадовался сыщик. – Ну-ка, ну-ка. Предлагаешь оргию? Я напьюсь и пойду стрелять в луну. Или мы голые станем проверять крепостные караулы?
– Дурачок! Мы…
Тут в дверь постучали. Прислуга уже удалилась в летнюю кухню, и Лыкову пришлось открывать самому. Особенная ночь, думал он, шлепая по коридору. Как не вовремя явились… На пороге вытянулся рослый городовой.
– Письмо от его высокоблагородия капитана Скобеева!
Сыщик пустил курьера в дом. Мундиры полицейских туземной и русской части города отличались. Пришедший был в русской форме, но ничего странного в этом не было. Иван Осипович заведовал важными делами по всему Ташкенту.
Лыков распечатал конверт. Там знакомым угловатым почерком было написано:
«Есть важные открытия. Садитесь в экипаж и приезжайте в свалочное место. Никому не говорите, куда вы едете».
– Жди, я сейчас оденусь, – сказал Алексей и пошел в комнаты. И вдруг понял, что письмо написал не Скобеев! Это ловушка!
Его сначала обманул почерк. Но подделать такую руку нетрудно. А вот грамотность… Бумаги для начальства полицмейстеру строчат канцелярские служащие. Тот, кто читал эти документы, не знал особенностей капитана и в таком ключе подделал записку. Иван Осипович обязательно написал бы «ни кому не говорите, куда вы едете». А здесь без ошибки, слитно! Как быть?
Ольга, увидев встревоженное лицо Алексея, подбежала к нему.
– Что случилось?
Тот вынул из бюро револьвер, сунул за пояс.