Туркестан
Шрифт:
– Немедленно уйди в задние комнаты. И будь там, пока не услышишь мой голос.
– Дорогой, а как же ты? Нет, я тебя не брошу, я не смогу!
Сыщик опешил. Никто никогда не спорил с ним в такой ситуации. Он привык, что решает за других, как самый опытный. Все это понимали и повиновались беспрекословно. А тут! Счет шел на секунды, и вдруг столь глупое упрямство… Поэтому он зло прошипел:
– Быстро выполнять!
И пошел в шинельную к фальшивому городовому. Тот стоял одной ногой на пороге. Сыщик приблизился – и ударом в висок свалил парня. Отобрал у него оружие,
Напротив дома чернела пролетка. По той стороне улицы шли гуляки и громко орали: «Эх, Сашки, Малашки мои, разменяйте мне бумажки мои!» На Воскресенском базаре заливалась ливенка [71] . Все как обычно.
Алексей прикрыл дверь и решил проверить, спряталась ли Ольга. Но та вдруг сама вышла к нему в шинельную. Сыщик хотел рассердиться и не успел: с улицы грянул залп.
Что-то сильно ударило Лыкова в голову, он упал и потерял сознание. Видимо, секунд тридцать сыщик лежал без памяти. Очнулся: голова страшно болит, по щеке течет кровь. А с улицы слышны приближающиеся шаги… Он вытянул перед собой руку с «веблеем». Тот уже был поставлен на боевой взвод. Когда шаги раздались под самой дверью, он трижды нажал на спуск. Ответом был крик, затем стук копыт. И тишина.
71
Ливенка – разновидность русской гармоники.
Лыков скорчился на боку, не отводя оружия от двери. Ему было очень страшно поворачивать голову вправо, туда, где минуту назад стояла живая и здоровая Ольга. Еще рано, говорил он себе; убийцы могут ворваться. Но время шло, а никто не врывался. И тогда он посмотрел.
Ольга лежала очень близко, так, что касалась локтем колена сыщика. В сердце чернела дыра. Но дело было не в дыре, а в выражении ее лица. Оно не оставляло никаких сомнений: женщина была мертва.
Глава 8. Завершение дел
Когда капитан Скобеев примчался в переулок Двенадцать Тополей, там уже было полно народу. В домик вдовы набились соседи, городовые, ходил никому не нужный врач… В углу притулился связанный «курьер» в полицейской форме. А у крыльца лежал мертвый туземец огромного роста, который так и не выпустил из гигантских кулаков кинжал и револьвер.
Растолкав толпу, капитан пробрался в гостиную. Там на диване лежала хозяйка. В ногах ее сидел Лыков с перебинтованной головой. Увидев Ивана Осиповича, он растерянно сказал:
– Я же велел ей уйти! Почему она не послушалась?
– Боялась вас лишиться.
– Но ведь бой! Что там делать женщине? Только мешала… Я же сказал определенно! Меня всегда слушаются. Всегда! А эта не ушла.
Сыщик замолчал. Капитан хотел что-то произнести, но Лыков снова стал оправдываться:
– Я и подумать не мог, что она войдет в шинельную. Полагал, что уже в дальних комнатах. Почему она не послушалась?
– Что с ним? – спросил полицмейстер у подвернувшегося доктора.
– Ничего страшного. Пуля отбила от косяка
– А?..
– Убита наповал. Даже не мучилась.
Иван Осипович выгнал всех из комнаты, они с Лыковым остались вдвоем. Если не считать лежащей без движения Ольги… Сыщик вдруг рассердился:
– Ну как можно быть такой легкомысленной? Ну как можно не слушаться? Я велел же уйти! Все было бы хорошо! Что, я не справился бы с этим отрепьем? Справился. И она была бы сейчас жива. Не могу, не могу понять!!!
– Ольга Феоктистовна боялась вас лишиться, – повторил капитан. – Вы не можете понять ее, а она не сумела понять вас. Как это – уйти, когда вам угрожает опасность?
– Иван Осипович, но ведь мне всю жизнь угрожает опасность! Что она могла сделать, чем помочь?
– Ничем. Только быть в эту минуту рядом.
– Но этого не требовалось!
– Вот тут вы оба и не сообразили, – грустно пояснил капитан. – Она влюбилась, когда уже не надеялась ни на что. И как вдруг лишиться такого счастья? Только вместе с жизнью, не иначе… Она же не знала, что вы в семи водах вареный. А если бы и знала? Все равно бы не ушла никуда. Ольга и Володю до последнего спасала.
Они помолчали, потом Иван Осипович вздохнул с какой-то утробной, непередаваемой тоской.
– Вам-то еще ничего. Вы ни в чем не виноваты. Кругом только моя вина.
– Ваша? Я не защитил, а вина ваша?
– А чья же? Кто поселил вас здесь? Я. Зная все опасности розыска… И я затем, после предупреждения Карымдата-ходжи, не принял его слова во внимание. Как теперь жить?
Два бывалых человека долго молчали. Рядом лежала женщина, совсем недавно живая и полная сил. Ольга как-то быстро подурнела, лицо стало темнеть, черты его огрубели. Пора было уходить, оставить мертвое мертвым, а самим двигаться дальше. Первым это высказал Иван Осипович:
– Все! Надо их найти.
Во взгляде Лыкова впервые появилось что-то осмысленное.
– Надо. Найдем и убьем, хорошо?
– Нет, сначала допросим.
– Но потом все равно убьем! – заупрямился Лыков.
– Потом конечно, – согласился, как с маленьким, полицмейстер. – Только сперва надо сыскать. У нас один пленный и один мертвый. Мертвяк приметный, такого мы быстро опознаем.
– А тот, которого я оглушил? На нем полицейский мундир!
– Мундир-то наш, а вот человек не наш, – пояснил Иван Осипович. – Вас заманивали в ловушку. И ведь русского для этого дела подобрали! Давайте узнаем, кто он.
Сыщики вышли в соседнюю комнату. Лыков немедленно взял «курьера» за грудки и сказал:
– Ну-ка, сволочь. Излагай с подробностями.
Пленный только поглядел в его бешеные глаза и сразу стал признаваться.
Он оказался писарем из окружного интендантского управления. И не просто писарем, а приближенным к Веселаго и Кокоткину. Участвовал в их махинациях, держал связь с сообщниками. Теперь он получил приказание от подъесаула одеться в полицейскую форму и выманить Лыкова из дома. Еще один соучастник попал в руки дознания.