Турухтанные острова
Шрифт:
— Пользуйтесь всем, — сказала хозяйка. — Книжки берите, проигрыватель включайте — не спрашивайте. Когда захотите. Тут пластинок целая гора.
В воскресенье Антон Васильевич электричкой перевез все вещи. Для этого пришлось съездить трижды. Тяпа ему, конечно, не помогал. Оказался занят. Оправдывая мужа, дочка говорила:
— Папа, как ты не понимаешь, это же — кино! У них такая специфика. Если тебе и кажется порой, что он ничего не делает, то это лишь внешнее впечатление. Мозг у него постоянно активно работает. Это же не детали на токарном станке точить, когда руки заняты,
На это Антон Васильевич не отвечал, но думал: «Да, конечно, но хотя бы к вечеру в воскресенье, надеюсь, Антониони мог бы съездить?»
Но «Антониони» оказался занят не только в это, но и в следующее воскресенье. Приехал лишь часа в четыре, когда Антон Васильевич его и не ждал. Зачем он теперь нужен? Все вещи перевезены.
У калитки остановилось такси. Из него, не торопясь, вылез Тяпа, обратился к выбежавшей навстречу жене:
— Недостает двух рублей. У тебя найдётся? Та оглянулась на Антона Васильевича.
— У меня только трешница, — сказал Антон Васильевич, передавая деньги.
— Сдачи не надо, — великодушно кивнул Тяпа шоферу. — В электричке пропасть народу, не захотелось толкаться. — Приобнял за плечи уцепившуюся ему за пояс жену.
«Ну да. На такси-то, конечно, лучше, — входя за ними в дом, подумал Антон Васильевич. — А я возил вещи на электричке, таскал целый день. Словно ишак».
Не вытерпев, он сказал это же Екатерине Степановне.
— Психология пария, который даже на свидание к девушке ездил в суконном лыжном костюме, штаны с резинками внизу. Застежка «молния». И это — в тридцать лет!.. Теперь молодежь живет по-иному. И слава богу! А в таких, как ты, въелись привычки вашей скудной молодости, как в кожу шахтера — угольная пыль, на века. Не вытравишь. Не умеете жить иначе. Если за вас приятель заплатил в трамвае, суете ему три копейки с такой настойчивостью, что смотреть стыдно! Если не возьмет, обязательно запихаете в карман. Не умеете иначе.
У нас есть один закройщик, прекрасный специалист. Никогда не платит профвзносы. Когда спрашивают, отвечает: «Знаете, я теперь не получаю зарплату. Перевожу прямо в сберкассу, на книжку. Поэтому у меня сейчас с собой нет денег. Если у вас есть, заплатите. Я потом отдам». И конечно, не отдает.
Все это Антону Васильевичу было знакомо.
«Возможно, подобное случалось и прежде, но мы тогда не замечали по молодости, теперь становимся старыми и брюнчим. Нам вовремя отдавали долги. Да просто у нас никто и не брал: нечего было давать».
Поднявшись на веранду, Тяпа сказал шедшей с ним рядом жене:
— Достал два билета на «Машину времени».
— Ох, какая жалость! В кои веки так повезло, а я не могу пойти!
— Придется один билет продать.
— Зачем же продавать? — сказал Антон Васильевич. Дочь и зять с интересом посмотрели на него.
— Я пойду.
— Вы?..
— А что?
— Да нет, так.
— Трешницу я вам отдал. Сколько еще должен?
Будь это несколько минут назад, если бы Антона Васильевича даже уговаривали пойти, он ни за что не пошел бы. А здесь словно муха какая укусила. «Пойду!..»
— Билет с собой?.. Давайте.
— Пожалуйста. — Тяпа
— А когда концерт-то? — заинтересовалась присутствующая здесь же Екатерина Степановна.
— Сегодня. В восемь вечера.
— Так мы собирались сегодня поехать к Ершовым.
— В другой раз… Встретимся в театре, — сказал Антон Васильевич Тяпе. Сунув билет в карман, Антон Васильевич скомкал его.
«Нужен он мне! Просто надо поставить мальчишку на место».
Уходя с веранды, Антон Васильевич слышал, как дочь удивленно спросила:
— Чего это он?
— Знаешь, я чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что Фрейд в чем-то прав. Людей нормальных нет. Все с отклонениями.
— Ну, театрал, идем пить чай, — позвала Антона Васильевича Екатерина Степановна.
Они прошли на летнюю кухню в дальнем углу садового участка. Чай пить Антону Васильевичу не хотелось. Но он посидел вместе с Екатериной Степановной за столиком под яблоней. Яблоня давно отцвела. На ней кое-где начала развиваться завязь, не очень обильная в этом году, В последние дни на яблоне заметно подросли листья. Еще недавно были маленькие, бледные, а сейчас распустились и позеленели.
Когда Антон Васильевич вернулся на веранду, Тяпы там уже не было. Уехал в город. Антон Васильевич, предупредив Екатерину Степановну, что сегодня после театра, возможно, останется ночевать дома, поехал следующей электричкой, намереваясь зайти домой, чтоб побриться и переодеться. Прежней решимости у него уже не было. Отпаривая костюм и приготавливая рубашку, он еще раздумывал, пойти или не стоит. Но зазвонил телефон. Антон Васильевич снял трубку. В ней молчали, выжидая. Было слышно дыхание. И он терпеливо ждал. Чувствовалось, что там нервничают.
Подождав еще немного, Антон Васильевич сказал тихо:
— Ку-ку!
— Кто это? — удивленно спросила Эльвира, решив, что не туда попала.
— Синий воротничок.
После звонка Эльвиры Антон Васильевич окончательно решил: «Пойду».
Еще далеко от Концертного зала ему стали попадаться те, кто спрашивал у идущих от метро, нет ли лишнего билетика. В основном спрашивали девушки, все легкие, шустрые. Правда, к Антону Васильевичу обращались редко, больше к тем, кто помоложе.
Но ближе к Концертному залу стояла уже настоящая толпа; Антон Васильевич и другие, направляющиеся на концерт, пробирались по образовавшемуся узкому проходу. С обеих сторон непрерывно слышалось:
— Нет билетика?
Теперь чаще обращались к Антону Васильевичу. А когда он задержался, пропуская идущую следом женщину, в него рыболовными крючками вцепились пальцы одновременно нескольких рук.
— Мне, мне!
— Да у меня ничего нет! Оставьте ради бога.
Какой-то парень с всклокоченной бородой оказался предприимчивее остальных: он держал над собой деревянную дворницкую лопату, на которой было начертано: «Куплю билет!»
Мимо стоящего в дверях милиционера, мимо билетерши Антон Васильевич прошел в фойе. Причем билетерша, оторвав контрольный талон на билете, чуть задержала Антона Васильевича, чтобы между ним и идущими впереди образовалась какая-то дистанция.