Тускарора
Шрифт:
Я сел на койку рядом с Лаврентием Петровичем.
— Однажды, — продолжал он, — наше суденышко направилось на остров Уруп за пресной водой, а меня и моего друга Митю Воронова оставили на крохотном безыменном острове, на котором находился небольшой вулкан-паразит. Так называют небольшие вулканы, которые отпочковываются от главного вулкана, как маленькая ветка от большой. Это был очень забавный крохотный вулканчик. Он шумел, трещал и булькал, как рассерженная собачонка. Из многочисленных скважин вокруг кратера время от времени с резким шипением выбрасывались фонтаны горячего пара, а через края кратера выплескивалась раскаленная лава, Этот
Профессор Широкий умолк, не торопясь вытащил сигарету и закурил.
— Так вот, мы стали изучать эту крошку. Кратер возвышался над островом не более чем метров на сорок, и со стороны моря его скрывала высокая, почти отвесная скала. Мы обошли его вокруг и достигли места, где расплавленная масса стекала вниз. Было немного странно, что она всегда стекала в одну сторону — вокруг не было видно следов потоков лавы. Почти от самого края кратера и до самого основания горы густо росли елки. Среди них стояли старые деревья, и все было так, как будто их вулкан никогда не тревожил. Не было следов ни завалов, ни лесных пожаров.
Закончив обход и сделав измерения, мы решили, что нужно прорыть грунт до твердой породы. Мы нисколько не сомневались, что деревья росли на наносном грунте и что под ним обязательно должна быть застывшая лава. По толщине мягкого покрова можно было приблизительно определить возраст вулкана или хотя бы момент, когда направление извержений изменилось. Мы стали копать землю в месте, точно противоположном тому, куда стекала лава. Это был юго-западный склон сопки.
Широкий погасил сигарету, прижав ее к пепельнице.
— Мы думали, что достигнем цели через час-полтора работы. Но вот прошло два, три часа, а грунт оставался мягким. Пришлось расширить шурф. Работа замедлялась еще и тем, что часто приходилось рубить корни деревьев, которые уходили глубоко вниз. Когда уже совсем стемнело, моя лопата ударилась обо что-то твердое. К этому моменту мы вырыли колодец глубиной около четырех метров. Оставалось только отбить кусок породы для анализа…
Вот тут-то все и началось. Сколько мы ни долбили породу, она не желала раскалываться. Тогда мы расчистили дно колодца так, чтобы можно было видеть, что мы долбим. И вот под ногами появилось что-то белое. Не черное, не серое, как обычно, а именно белое. Белое пятно четко выделялось на черном фоне. Было совсем темно. «Кварцит! Чистейший кварцит!» — воскликнул Митя.
Я зажег спичку, и на корточках мы принялись рассматривать пятно. Это был совершенно белый камень. Он не напоминал ничего известного нам из минералогии. Я потрогал его рукой и тут же отдернул ее, как будто бы камень был раскаленным. Нет, он просто был гладким, как стекло, как кафель…
— Стекловидные породы… — робко подсказал я.
— Именно это и предположил Митя. Тогда мы начали расширять дно колодца, и в каком бы направлении мы ни копали, в конце концов мы добирались до белой гладкой поверхности. Мы установили, что она лежит под углом, поднимаясь в сторону кратера. Я еще раз зажег спичку, и мы оба воскликнули от удивления. В левом верхнем углу колодца четко вырисовывались две черные линии,
Когда мы пристали к берегу, море вокруг нас уже ходило ходуном. Но мы этого не замечали. Мы сразу побежали в хижину, где приютились все наши, и стали сбивчиво рассказывать профессору Мейеру о своей находке. Мы были очень разочарованы, когда в самом драматическом месте нашего рассказа он снисходительно улыбнулся.
«Вулканы еще и не такие чудеса делают… Поживете — увидите. На какой глубине вы наткнулись на твердую породу? Метра четыре? А валуны в грунте попадались? Мелкие. Ясно, вашему «кафельному» полу немногим более одиннадцати тысяч лет…»
— И вы не возвращались на этот островок? — спросил я.
— Нет, — ответил Широкий. — За тайфуном последовал период ветров, туманов и дождей. Все наши заботы сводились к тому, как бы не опоздать в Москву к началу занятий. На наше счастье, нас подобрал траулер…
— А после вы бывали здесь?
— Да. И очень часто.
— Ну и…
— Я не мог найти островок с крохотным вулканчиком. Я обшарил почти всю Курильскую гряду. Безрезультатно. Может быть, островок просто затонул. Или я его искал не там, где надо… Это очень странная история.
— Почему странная? Разве вы думаете, что профессор Мейер был не прав?
— Нет, почему же… Может быть… Только меня очень смущают эти одиннадцать с лишним тысяч лет…
— Почему?
— Это же начало ледникового периода…
Мы ныряем в океан
«Кежуч», наконец, появился. Ходила крупная зыбь, и потребовалось немало труда, чтобы поставить оба судна борт к борту.
— Мы вам такую штуку привезли, ахнете! — кричал один матрос с «Кежуча». — Подводное такси на две персоны!
К нам на палубу перебрался небольшого роста парень в меховой кожаной куртке и шапке-ушанке. Оглядел нас и сразу подошел к профессору Широкому.
— Вы профессор Широкий? — спросил он, протягивая руку.
— Да. Добрый день.
— Разрешите представиться. Командир батискафа «Ленинград» Орешкин Василий Семенович.
— Очень приятно. Мне уже по радио сообщили, что вы будете работать с нами.
— Вот здесь вам пакет и письмо от товарища Григорьева из обкома партии. И еще одно письмо от директора Института энергетики в Москве.
— О, вы и там были?
— Был. Мне академик Панфилов лично объяснил задачу. Он и еще молодой ученый с бородой…
— Игорь Черемных. Он разве в Москве?
— Да. Он там уточняет кое-какие данные.
— Вот как!
— Над инженерной частью проекта сейчас работают три организации: в Москве, в Ленинграде и в Южно-Сахалинске. Когда начнем нырять?
Этот Орешкин был удивительно подвижен, и каждое его движение было уверенным и сильным. А лицо самое обычное, немного веснушчатое. Но он сразу показался мне незаурядным человеком.