Твое сердце будет моим

Престон Наташа

Как только выступление подходит к концу и зажигается свет, я сразу же поднимаюсь.

– Все, идем? – спрашиваю я.

– Э-э, ты куда-то спешишь, Лайла? – смеется Чейс. – А как же афтепати?

Черт. После всего, что случилось, я совсем забыла про вечеринку.

– Я устала. Хочу домой.

– Ну, как знаешь. А я вот хочу любви, поэтому откланиваюсь, ребята. Дела и все такое, – говорит Сонни.

Сиенна хватает его за руку:

– Погоди, Сонни. Может, тебе не стоит ходить в одиночку? А вдруг там маньяк?

Не знаю,

был ли это сарказм, но Сонни смеется:

– Смешно, Си. В общем, не ждите меня.

И уходит. Наверняка на свидание. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает в толпе.

– Как вы думаете, ему ничего не угрожает?

– С ним все будет в порядке, – заверяет меня Шарлотта, пробираясь к выходу вместе со мной. – Спасибо, что уговорила прийти. Мне и правда понравилось.

– Ну и хорошо, – отзываюсь я.

Хоть кому-то было хорошо. О себе я такого сказать не могу.

– Ты не против, если мы пойдем домой вместе? – спрашивает Шарлотта.

– И я с вами, – вставляет Сиенна. – Натан не пришел, но на неделе будут еще другие вечеринки. А сегодня, думаю, пора закругляться и баиньки.

Чейс и Айзек немного разочарованы, но все равно упорно желают нас проводить.

– Как пришли вместе, так и уйдем, – заявляет Чейс. – Ну, без Сонни, разве что.

Я улыбаюсь ему, одновременно вглядываясь в людей, покидающих зал. Заметив темную толстовку, закусываю губу. Как же мне хочется поскорее выбраться из битком набитого зала. Ну же, ну! Не хочу находиться в одном помещении с человеком, который, вместо того чтобы подойти и предложить выпить, исподтишка сфотографировал нас. Чейс не отходит от меня ни на шаг, я спиной ощущаю его тепло. По-моему, он чувствует, что у меня натянуты нервы. По обе стороны от двери стоят вышибалы со скрещенными на груди руками. Их задача – проследить за тем, чтобы пьяные студенты покинули зал без инцидентов. Но парни такие огромные, что едва не заслоняют проход, и в дверях от этого давка.

Снаружи похолодало еще сильнее, асфальт затянуло блестящей ледяной пленкой. Ветер пробирает даже сквозь пальто. Я обхватываю себя руками и крепче прижимаюсь к Чейсу. Если спросит, что со мной, скажу, что замерзла.

Неожиданно его тяжелая рука обнимает меня за плечи и притягивает к себе еще ближе.

– Замерзла?

– Да. Ненавижу зиму.

– Тогда ты не в той стране родилась.

Это уж точно.

– О господи, – вскрикивает Сиенна таким высоким тонким голосом, что меня передергивает.

– Боже, Си, на твой ультразвук слетятся летучие мыши со всего городка! – ворчит Айзек.

Я же, проследив за ее взглядом, вижу на стене библиотеки гигантское стилизованное граффити. Буквы алые, потекшие, словно их написали кровью:

«ТВОЕ СЕРДЦЕ БУДЕТ МОИМ».

Автор надписи оттенил каждую букву серым и черным, чтобы слова выглядели объемными. Жутковато. Но круто.

– Талантливый чувак, – говорит Айзек.

– С чего ты взял, что это парень? – спрашиваю

я.

– Чувиха. – Он поднимает руки, будто сдается.

– Спасибо, – улыбаюсь я.

– Твоя работа? – шутит Айзек.

– Конечно! Мы же все знаем, как Лайла красиво рисует. Людей, например… таких, с ручками-палочками и головами-кружочками, – поддразнивает Чейс, еще крепче прижимая меня к себе.

Можно было бы, конечно, съязвить в ответ, но я и правда ужасно рисую.

До дома еще минут пять. Мимо пробегает парочка студентов, изображающих купидонов. Из одежды на них – только куски простыней, прикрывающие задницы. Надеюсь, они схватят обморожение. Придурки.

– Все с ума сошли, – смеюсь я.

Мы сворачиваем за угол, проходим кофейню, горячо любимую всеми студентами, и выходим за границы студгородка. Здесь еще темнее. Плотное переплетение голых ветвей не пропускает свет. Мне всегда страшно ходить здесь в одиночку поздно вечером, хотя, как правило, тут все тихо и мирно. За все время в университете случилось всего лишь одно ограбление, и даже оно не в счет, потому что грабитель нахлестался виски и пытался украсть кошелек у своей же девушки.

Сиенна идет впереди, покачивая худенькими бедрами. Айзек – справа, чуть позади, смеется над ее шуткой.

И тут я замечаю на противоположной стороне улицы парня в толстовке. Идет из клуба? Я снова закусываю нижнюю губу. Я всегда так делаю, когда нервничаю. После смерти родителей я чуть не отгрызла ее к чертям собачьим.

– Тебе не тесновато, Лайл? – усмехается Чейс.

– А? – Оглядываюсь и вижу, что он сошел на проезжую часть, а я иду по тротуару одна. – Ой…

Он хочет еще что-то добавить, и в этот момент раздается громкий хлопок. Чейс хватает меня, я же, наоборот, выкручиваюсь из его рук, пытаясь найти источник шума. Улицу затягивает алый дым.

– Боже, – со смехом выдыхает Чейс. – Неплохо, я аж подскочил!

Сиенна и Айзек хлопают, я же стою, словно окаменев, и провожаю взглядом тающую во мраке темную фигуру в толстовке. Дым тоже медленно розовеет, бледнеет и тает в ночном воздухе.

– Что это было? – спрашиваю я.

– Всего-навсего дымовая шашка, – отвечает Чейс. – Ничего трюк. Но я на его месте швырнул бы ее, когда вокруг народу побольше.

– Ага, – поддакивает Айзек. – Если все в этом году намерены разыгрывать друг друга, надо бы и нам заморочиться.

– Если не можешь победить бесчинство, надо его возглавить? – ухмыляется Чейс.

Я хмуро смотрю вслед неизвестному. Он уже очень далеко ушел.

Наверное.

Мы заваливаемся в гостиную и падаем на диваны. Чейс усаживается рядом со мной на софу, Шарлотта, Сиенна и Айзек занимают диван.

– Хочешь поговорить? – спрашивает Чейс, придвигаясь ближе.

– О чем? – Я, глядя на него, откидываюсь на спинку софы.

– О том, почему ты так нервничаешь. Я все заметил, Лайла. Я всегда все замечаю.