Твое сердце будет моим

Престон Наташа

Всегда?

– Никак не могу выбросить из головы эти записки. Выпивку. Граффити. Дымовую шашку. Слишком много всего сразу.

– В прошлом году тоже были граффити и дымовые шашки, – замечает он.

– Да, но в тот раз все было по отдельности. А сейчас на стене написано то же самое, что и в записке. Это не может быть совпадением, разве ты не видишь?

– Может, и нет. Но я все же думаю, что кто-то пытается его подколоть. Пожалуйста, хоть из-за этого не грузись. С твоей… чувствительностью.

– Я в порядке.

В подтверждение выдавливаю из себя улыбку, хотя на самом деле хочется завизжать на Чейса,

чтобы прекратил так холодно и рационально говорить о вещах, которые пугают меня до смерти, и не приплетал чуть что моих родителей. С тех пор как мы познакомились, он несколько раз спрашивал меня о родителях, но я не люблю распространяться о том, что с ними произошло, и он с уважением относится к моему нежеланию обсуждать это. А я просто не могу говорить. Мне понадобилось очень много времени, чтобы вернуться к нормальной жизни и перестать задыхаться от одного упоминания о них. И я не хочу возвращаться в прошлое, мне слишком тяжело, тогда я думала, что просто не переживу все это. К тому же не все разговоры – пусть даже многочасовые беседы с психологом – лечат. Я не хочу об этом говорить, наоборот, хочу забыть, каково это – до смерти тосковать по кому-то.

– Меня теперь вообще ничто не прошибет, – говорю я окрепшим голосом.

Чейс подталкивает меня плечом и улыбается:

– Рад слышать.

– Слушайте, а может, все-таки позвонить в полицию и рассказать о том, что случилось? – спрашивает Сиенна, помахивая фотографией и письмом.

После ухода Сонни фотография осталась валяться на столе, и ее прихватила Сиенна. Не взяла бы она, взяла бы я. И письмо из мусорки, куда его выбросил Сонни, вытащила тоже Сиенна. Хорошо, что оно не провалилось куда-нибудь вглубь.

– Да, – поддерживаю я. – Нужно позвонить в полицию.

– Они все равно ничем не помогут. Ну, то есть… а что можно сделать в такой ситуации? – спрашивает Чейс.

– Найти отпечатки пальцев? Должны же были остаться какие-то следы, кроме наших. Ты что, полицейские сериалы не смотрел? Даже если это шутка, Сонни имеет право знать, кто так пошутил, а полицейские должны поставить этого типа на место.

– Да, жалко, что мы не знаем, кто это устроил. У меня есть отличная идея для шуточной мести, – говорит Айзек. – Можно купить жуков в зоомагазине, ну, тех, которыми кормят ящериц, и запустить в его комнату.

Я представляю, как по моей коже ползают жуки, и меня передергивает.

– Поскорее бы этот праздник закончился, – ворчу я.

– Все еще переживаешь из-за Джейка? – спрашивает Айзек и со смехом уклоняется от хука Чейса.

Чейс качает головой и беззвучно произносит какое-то слово. Кажется, не совсем приличное. Представьте себе, это – единственная тема, на которую Айзек со мной шутит.

– Нет, не переживаю, – отвечаю я.

С тех пор как не стало мамы и папы, прошло уже два года, но мне и сейчас так же больно, как в тот день, когда мы с братом узнали, что стали сиротами. И я просто лгу, уверяя, будто мне плевать на то, что из-за Джейка эта дата стала для меня еще тяжелее. Хотя нам с Джейком и правда было страшно неловко, мы держались друг с другом совершенно естественно. А потом он вдруг бросил универ. Или мне только казалось, что все было естественно? В любом случае о поцелуе мы ни разу не заговаривали. После отъезда от Джейка не было ни слуху ни духу, не считая открытки на Рождество.

– Тут

не из-за чего переживать, – вступается за меня Сиенна.

Айзек сразу приподнимает руки, словно сдается:

– Шучу. Подумаешь, разбила бедняге сердце, тут действительно не из-за чего переживать.

Я смотрю на него, сузив глаза и не отводя взгляда. Может, так до него дойдет, что мне плевать на его издевательства.

– Ты раздуваешь из мухи слона. Это был всего лишь поцелуй, и то не совсем, и Джейк совсем не расстроился. Он же не предложение мне делал, в конце концов.

– Зануда ты, – мрачно бурчит Айзек.

– Ну извини. – Я изображаю улыбку. – Теперь, когда мы закончили обсуждение моей бурной личной жизни, может, вернемся к розыгрышам?

– Похоже, в этом году Лайла хочет активно поучаствовать, – со смешком говорит Чейс.

– Правда, что ли? Обычно ты этой ерундой не занимаешься, – замечает Сиенна.

– Теперь у меня есть мотивация. Мне очень хочется разыграть того, кто пристает к Сонни.

– Давайте насыпать детскую присыпку в фены в девчоночьей раздевалке, – предлагает Айзек. – Если что, я готов!

– Боже! – Сиенна закатывает глаза.

– Я бы устроила пранк в духе… ну, например, сжечь целую кучу кукол-купидонов прямо посреди кампуса, облив их фальшивой кровью, – предлагаю я.

– Господи, Лайла! – смеется Чейс. – Ты просто маньячка.

– Сразу видно большую поклонницу этого праздника, – усмехается Айзек.

– Да уж.

Ненавижу Валентинов день. Если бы мои родители не поехали в какой-то расфуфыренный отель отмечать этот идиотский праздник, то остались бы живы. Мы с братом узнали об аварии только через час после того, как она случилась. Примчались в больницу, и нам сказали, что все будет хорошо, а через несколько минут после этого их обоих не стало, сначала – одного, потом – другого. Всего за несколько секунд до полуночи.

– Короче, – говорю я, пытаясь сменить тему. – Я устала и хочу спать. Завтра купим детскую присыпку, фальшивую кровь и купидончиков.

Я желаю всем спокойной ночи, иду чистить зубы, а потом – в свою комнату. Закрываю дверь, прохожусь по мягкому ковру. Легко стаскиваю платье через голову и швыряю на кресло в углу комнаты. Обычно я обращаюсь со своими вещами очень аккуратно, но сегодня так устала, что мне на все наплевать. Натягиваю пижамные штаны, которые комком валяются на кровати с самого утра. На сегодня еще сгодятся.

У меня слипаются глаза и очень болят ноги, мне лень искать другую пижаму. К тому же во флисовой пижамке так тепло и удобно. Она сиреневая и мяконькая, с рисунком из единорожек. Не дай бог, Чейс ее когда-нибудь увидит. Обычно если я выхожу из комнаты в пижаме, то это шелковые шортики и все такое.

Я откидываю одеяло и тут же отдергиваю руку, почувствовав укол. На подушечке большого пальца вспухает бусинка крови. А на пол к моим ногам падает красная роза.

Какого черта? А-а-а, это Сонни. Я посасываю уколотый палец. Сонни частенько подсовывает друзьям в постель всякие нежданчики вроде пауков или женских трусиков. Я аккуратно за стебель поднимаю розу и бросаю на тумбочку. Завтра тоже подброшу ему что-нибудь, и уж точно не красивый цветок. Может, куплю креветок или рыбьих голов или еще чего-нибудь вонючего. Будь я похрабрее, использовала бы идею Айзека. Но Сонни в любом случае крышка.