Твои, Отечество, сыны
Шрифт:
Зная, что с утра 13 мая мы возобновим наступление на Харьков, я приказал ночью организовать разведку. Судя по данным, полученным от пленных, гитлеровцы расценивали наше наступление как операцию, предпринятую только с целью улучшения оборонительных позиций. По крайней мере, немецкое командование не сочло нужным подбросить покрепления тем войскам, которые противостояли нам в районах населенных пунктов Красный и Рязановка.
Утром, после огневого артиллерийского налета, части дивизии перешли в наступление. 34-й гвардейский полк атаковал поселок Красный и после трудного
— Дело идет, Александр Ильич! — кричал по телефону Борисов. — Орлы нашего 42-го полка уже влетели в село Рязановку и выколачивают из фрицев, пыль.
События развивались стремительно. Право, я не ожидал, что дивизия выполнит поставленную ей задачу уже к 12 часам дня! Я связался с командующим 28-й армией Рябышевым и доложил, что мы вышли на заданный рубеж, захватив у противника 38 орудий разных калибров, 4 склада с боеприпасами, два склада с вещевым имуществом, несколько тысяч снарядов и много патронов. Кроме 74 немецких солдат и офицеров, в плен к нам попали и холуи гитлеровцев — полицаи.
— Хорошо, Родимцев, — сказал Рябышев. — Ваша дивизия действовала отлично и раньше других выполнила задачу. А теперь вам нужно временно закрепиться на достигнутом рубеже.
Я несколько опешил:
— Опять закрепляться? Но ведь дорога на Харьков открыта!
— Понимаю, Родимцев, — помолчав, сказал командующий. — Мне тоже не терпится. Но обстановка складывается так, что приходится закрепляться. За два дня боев вы продвинулись на 30 километров вперед. Хорошо… А теперь следует осмотреться, подтянуть резервы, разобраться в обстановке. В общем, крепись, казак!..
— Вернее — закрепляйся, казак?..
Рябышев засмеялся:
— Закрепляйся и крепись!
Вспомнилось недавнее совещание в Купянске. Как уверены были мы в скором освобождении Харькова. А теперь, когда появилась возможность войти в город, бить гитлеровцев, пока они охвачены паникой, как говорится, в хвост и в гриву, нам приказывают временно закрепиться на достигнутом рубеже!
В эти минуты из вражеского тыла возвратилась наша конная разведка. Разгоряченный и взволнованный, в помещение штаба вбежал командир кавэскадрона Алексей Лукашов:
— Разрешите, товарищ полковник…
— Жду вас с нетерпением. Докладывайте.
Глаза его блестели, руки нервно подергивались:
— Мы побывали за фронтом, в населенных пунктах Черкасские Тишки, Циркуны, Большая Даниловка…
— Очень хорошо. Далеко забрались…
Он жадно вдохнул воздух, почти закричал:
— Товарищ полковник… Мы побывали в Харькове!.. Да, на его окраине!
Я внимательно взглянул на Лукашова: нет, не шутит.
— Так что же, товарищ полковник, чего вы медлите?! Кроме полицаев, наспех поставленных немцами на дорогах, в этих селах противника нет! А полицаи, как только завидели нас, кто куда во все лопатки… Нужно идти в Харьков немедля. Город фактически наш!..
— Спокойно, Лукашов. Вы беседовали с харьковчанами?
— Да, товарищ полковник…
Я подробно
— То есть? Почему… отдохнуть?
— Потому, что вы устали с дороги.
Он вытянулся, козырнул, злой и разочарованный, и, громко стуча каблуками, вышел из домика.
Как хорошо я понимал его! Но что еще я мог ему сказать? Я снова позвонил Рябышеву. Он выслушал меня, поблагодарил.
— Распоряжение остается в силе. Закрепляйтесь.
Через три часа я узнал, что наш сосед слева — 226-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал Горбатов, отбила первые танковые контратаки противника… Сначала гитлеровцы бросили с юга на одну из высот, обороняемых дивизией Горбатова, 8 танков в сопровождении пехоты… Едва эта атака захлебнулась, как немцы двинули с запада 20 танков… Встреченные огнем противотанковых орудий и ружей, они потеряли здесь 15 машин… Захваченные в плен гитлеровцы показали, что на нашем участке фронта противник развернул свои 3-ю и 23-ю танковые дивизии.
«Нет, горячиться не следует, — подумал я. — Вырываться вперед без оглядки — дело иногда простое, но зачастую непоправимое».
Мы приступили к закреплению занятых позиций.
С большим разочарованием, с горечью гвардейцы узнали о переходе к обороне. Снова окопы, бомбежки, огневые налеты вражеской артиллерии, бои за каждую малую высоту. То ли дело прорваться на оперативный простор, преследовать противника, навязывать ему бои и, главное, сознавать, что каждый твой шаг вперед возвращает родине исконные земли ее, села, города!
Еще бы не понимать мне солдата, если такие думы тревожили и мою душу. Но командование фронтом знало побольше нас. Значит, были причины задержаться на только что отвоеванных рубежах. Очевидно, немцы подбросили свежие силы, и нам предстояло эти силы перемолоть. Так или иначе: приказ есть приказ и дело дивизии выполнять поставленную ей задачу.
С утра 14 мая количество вражеских самолетов над нашими боевыми порядками значительно возросло. Под ударами авиации и танков противника наша соседка, 226-я стрелковая дивизия, после упорных боев оставила населенный пункт Непокрытая. До нас доносился гул бомбежки. Но вот бомбардировщики врага повисли и над нами. Я услышал пронзительный, нарастающий свист. Бомба зарывается в землю неподалеку от наблюдательного пункта, но не взрывается. Почему?
Случайность это или, быть может, где-то на западе, в самой Германии, есть у нас безвестные друзья? Впрочем, возможно, это лишь дело случая. Бомбы ложатся несколько впереди наших окопов, застилая долину черной пеленой.
В наших боевых порядках ни малейшего признака паники. К этим «сеансам» мы давно уже привыкли. Еще под Киевом, под Конотопом, на Сейме, в Тиме. Атаку вражеских танков гвардейцы отбили без особого труда.
Пока противник вгрызался в оборону наших соседей слева, 244-я стрелковая дивизия, соседка справа, даже перешла в наступление. Она выбила фашистов с трех важных высот, и ее разведка ворвалась в населенный пункт Русские Тишки.