Твои, Отечество, сыны
Шрифт:
При этом известии мне стало весело. Смеялись Зубков и Борисов.
— Представляю, — говорил комиссар, — как бесятся сейчас немецкие штабники! Будто в детской побасенке: нос вытащил — хвост застрял; хвост вытащил — нос застрял.
Мне нравились эти обстрелянные офицеры: война — войной, а шутка — шуткой. Однако немцы что-то задумали всерьез. Снова они бомбят наши 34-й и 42-й полки. По-видимому, гитлеровцам очень жаль своих складов, которые они недавно оставили нам, — самолеты стараются разбомбить эти склады.
Я вижу, как из-за высотки
Но и гвардейцам 34-го полка, где командиром Трофимов, нелегко. Пять вражеских танков одновременно выкатываются на батарею 45-миллиметровых орудий. Падают, сраженные пулеметными очередями, наши артиллеристы. Три пушки раздавлены. Их расчеты погибли. 1-й батальон 34-го полка медленно отходит на скаты Петровского.
Противник снова бросает в бой авиацию. Бомбы рвутся в полосе обороны 1-го батальона. Самолеты снижаются и ведут пушечный огонь. Еще 12 немецких танков атакуют гвардейцев Трофимова. Но из урочища Комашного выкатываются наши КВ. Завязывается танковый бой: броня — против брони, мотор — против мотора… Я вижу: немцы пятятся. Танков у них больше, но наши машины неизмеримо мощнее. И эта яростная атака противника отбита.
По телефону мне сообщают, что дивизия получает усиление: дивизион противотанковых орудий и 22-й противотанковый батальон 38-й стрелковой дивизии.
Повторяю командирам полков задачу на жестокую и крепкую оборону. С целью лучшего управления подразделениями приказываю все пункты управления придвинуть ближе к войскам. Мой наблюдательный пункт тоже переносится ближе к переднему краю, в южную часть селения Перемога, на одну из небольших высот.
Это новое место очень удобно для наблюдения и руководства боем, но соорудить здесь блиндажи трудновато: перед нами овраг с довольно крутыми склонами, иссеченными трещинами оползней.
Впрочем, для сооружения надежных блиндажей сейчас не было времени. Саперы быстро поставили два небольших навеса, которые могли укрыть от солнца и несильного дождя, но уж ни в коем случае не от пуль или осколков.
Однако я был доволен: навесы неплохо маскировали нас от вражеской авиации.
Штаб полка Елина был расположен прямо в боевых порядках, в лесу, юго-восточнее села Петровского. В этом же лесу расположился и командный пункт артиллерийского полка майора Клягина; более половины его пушек стояли на прямой наводке. Штаб Трофимова находился в лесу, восточнее Петровского.
Вместе со мной на наблюдательном пункте находились комиссар дивизии Зубков, начальник артиллерии Барбин, офицер оперативного отдела Потапов, заместитель по строевой части Сигида.
При каждом моем помощнике были офицеры-конники, и на наблюдательном пункте собралось довольно-таки много народа. Вражеский
От нашего ветхого навеса остались только изломанные жерди да хворост, разбросанный по всему оврагу. Не менее двадцати минут шестерка вражеских штурмовиков бомбила овраг и сыпала пулеметными очередями, а когда гул самолетов стал удаляться, я услышал веселый голос Барбина:
— Едят их мухи… и в овраге не дают спокойно покурить!..
Потерь у нас было мало; только два бойца получили легкие осколочные ранения.
Немецкая авиация в этот день с каждым часом становилась все активнее. Если с утра самолеты противника кружили над нами группами в три-шесть машин, то теперь над нашими боевыми порядками непрерывно висели 12–18 самолетов. Повторялась старая история, та самая «чертова карусель», которую мы испытали еще в лесах под Киевом. Но теперь одновременно с бомбовым ударом немцы наносили и танковый удар. На участке, где оборону держали подразделения полковника Елина, артиллеристы отбили четыре танковые атаки.
Два танка противника были подбиты из противотанковых ружей, а две роты пехоты противника рассеяны.
Мы тоже потеряли два танка Т-34 от бомб врага. К вечеру, видя, что «коса нашла на камень», немцы прекратили атаки.
Как ни яростен был натиск противника, но мне думалось, его действия носили характер силовой разведки. От пленных гитлеровцев нам уже было известно, что в боях пока участвовали только отдельные полки 3-й и 22-й немецких танковых дивизий. Очевидно, решающий удар по нашим войскам немецкое командование намеревалось нанести на следующий день.
Сколько бы не довелось пережить нам за истекший день, но, как говорится, голод не тетка. Находясь с утра и до вечера то в окопах, то на наблюдательных пунктах, мы изголодались до изнеможения, а в запасе у нас не было при себе ни корки хлеба.
Сегодня наш повар Виктор Антипов не торопился. С завтраком он вообще не прибыл. Обед пропустил… По телефону сообщили, что Виктор решил выехать к нам по окончанию «работы» немецкой авиации в наших тылах.
— Ничего себе кормилец… — угрюмо басил Барбин. — И что это он с таким уважением относится к «работе» немецких летчиков? Едят их мухи, я уж на березовый пень все время поглядываю: вот возьму и съем!..
Но Виктор все же появился. Я взглянул на него и удивился: куда девалась неизменная бодрость этого девятнадцатилетнего паренька? Пришел он пешком, измученный, бледный, брови строго нахмурены, во взгляде тоска.
— Что с тобой, кормилец? — спросил Барбин. — Почему завтрак, обед и ужин решил воедино соединить?.
Он досадливо махнул рукой:
— Эх, товарищ полковник!..
— Да что случилось?
— Мальчика моего нет.
— Хорошая лошадка… Где же она?