Твои, Отечество, сыны
Шрифт:
— Что именно?..
— Что вы готовы бежать при виде немецкого танка.
— В чем вы сами убедились?
— Русские совершенно не боятся танков. Мы «утюжили» ваших солдат, а они поднимались из окопов и расстреливали нашу пехоту, уничтожали наши танки.
— Во Франции было легче?
— О, это был курорт, а не война.
— Какое настроение ваших «парижских» танкистов?
— Вы сами понимаете. Я офицер, танкист… Я слушал лекции самого Гейнца Гудериана. После этих трехдневных боев я не могу сказать, чтобы настроение наших танкистов было приподнятым.
Впрочем, я и сам отлично знал, что в этих боях под Харьковом хваленые гитлеровские танкисты окончательно
К вечеру противник поуспокоился. Прекратился огонь артиллерии. Смолкли пулеметы. Только где-то далеко, в расположении наших соседей слева, глухо погромыхивала канонада.
Я шел полем боя, ведя на поводу своего верного Малышку, и на окраине Перемоги встретил комиссара Зубкова.
— Откуда, Сергей Николаевич?..
Он был чем-то взволнован:
— Был в полку Самчука…
Мы пошли рядом, оп взял меня под руку:
— Послушайте, Александр Ильич… Вы знаете, чем занимаются сейчас гвардейцы первого батальона?… Нет, вы не поверите! Сегодня этот батальон потерял половину личного состава. Он вел тяжелый бой в течение четырех часов и отбил все танковые атаки врага… Но я побывал в блиндажах, в окопах… Вы не поверите… Знаете, чем заняты сейчас, после ужина, бойцы?..
— Что ж, дело обычное: спят, пишут письма…
— Нет! Пойдемте, и вы убедитесь. Иначе еще скажете, что это я сам сочинил…
— А все же скажите.
Зубков удивленно улыбнулся:
— Они разучивают песню… Да, песню! И я записал ее слова.
— Не может быть…
Глаза его блеснули:
— Слово коммуниста!.. У них есть трофейный аккордеон, и, уверяю вас, вы вскоре услышите эту песню.
Свою боевую дорогу Мы с честью сумели пройти. Их было, гвардейцев, немного, Но стоит один десяти. Как били врагов окаянных, Как клали их тысячи в ряд, Под Киевом помнят курганы, Под Курском сады говорят. Мы мужеством нашим гордимся, Ведет нас в решительный бой Любимый полковник Родимцев, Советских республик герой. Весной возвращаются птицы, Земля полыхает в боях. Нам тоже дано, возвратиться С победой в родные края… Над Харьковом клик журавлиный, И чайки летят над Днепром. Гвардейцев встречай, Украина, Тебе мы свободу несем!.. [2]2
Текст Гр. Скульского.
— Песня, пожалуй, хорошая, — сказал я Зубкову. — Только фамилию мою следует выбросить.
Он усмехнулся:
— Тут я не правомочен. Об этом надо попросить солдат….
Но я подумал, что для меня, одного из неприметных офицеров нашей великой Советской Армии, ведущей сражения на необозримом фронте от полярной тундры до черноморских берегов, эта песня, быть может, и
Ночью мы получили приказ о планомерном отходе. Битва за Украину продолжалась. Нас ждали очередные жаркие сражения и великая битва у Волги.
К Харьковскому сражению внимание читателя здесь привлечено не случайно. Это сражение имело огромные последствия для развития всей летней кампании 1942 года.
В боях под Харьковом наша гвардейская дивизия встала гранитной стеной перед фашистскими танковыми соединениями.
На тех трудных рубежах войны, беззаветно сражаясь за землю родной Советской Украины, воины дивизии испытали радость первых значительных побед, а затем, после приказа закрепиться, чувство глубокого огорчения.
Мы знали поставленную задачу и ревностно выполняли ее; радовались занятым рубежам, селам, отвоеванным у врага, сожженным и разбитым танкам противника и, главное, ощутимой близости взятия большого промышленного города, ставшего нашей мечтой.
За три дня кровопролитных боев мы продвинулись в направлении Харькова на 25–30 километров, уничтожив многие сотни гитлеровцев, десятки их танков, орудий, пулеметов и другой поенной техники. Но это была лишь частица операции.
Правда, войска 6-й немецкой армии, противостоявшей нам, оказались в весьма затруднительном положении. Неспроста командующий группой фашистских армий «Юг» просил верховное командование о помощи: перебросить три-четыре дивизии из армейской группы «Клейст», чтобы ликвидировать прорыв южнее Харькова. Именно в это время, примерно к 14–15 мая, для наших войск сложились выгодные условия, чтобы ввести в бой подвижные соединения, которые завершили бы окружение противника в районе Харькова.
Теперь, спустя двадцать лет, это понятно. А тогда командование Юго-Западного фронта, располагая данными (оказавшимися неверными) разведывательного отдела штаба, будто в районе Змиева враг накапливает крупные танковые силы, не ввело спешно в бой наши танковые корпуса, и противник успел подтянуть резервы, организовать оборону.
На волчанское направление подошли три дивизии противника (две танковые и пехотная). Войскам 28-й армии генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, а также правому флангу 38-й армии, под командованием генерал-майора К. С. Москаленко, пришлось вести ожесточенные бои на недавно захваченных рубежах.
А когда 17 мая командование Юго-Западного фронта ввело в бой 21-й танковый корпус, противник уже успел перегруппировать свои войска. Соотношение сил резко изменилось.
Отрывочно доходили до нас тревожные, подчас противоречивые сведения о положении 9-й и 57-й армий, сражавшихся против армейской группы «Клейст», которая начала наступление из района Славянск — Краматорск. В группу входили 17-я и 1-я немецкие танковые армии, имевшие 26 пехотных, 4 моторизованных, 3 танковые и 2 кавалерийские дивизии, поддержанные сотнями боевых самолетов. Сила огромная, и две наши армии, истощенные в боях, не смогли противостоять этому контрудару.
В первый день наступления, 17 мая, войскам группы «Клейст» удалось прорвать оборону 9-й армии. За двое суток противник продвинулся на север на 40–50 километров и западнее Изюма достиг Северского Донца. Наступление этой группы на север, вдоль Северского Донца, грозило окружением наших войск на барвенковском плацдарме. Нужны были экстренные и решительные меры, чтобы остановить врага и стабилизировать положение на правом крыле Южного фронта. Вот вкратце та сложная обстановка, которая вынуждала Военный совет Юго-Западного направления принять решение о прекращении наступления на Харьков.