Твои ровесники
Шрифт:
Писем приходило все больше и больше. Читая их, подруги все время ощущали связь со всей страной, со всеми советскими людьми. И, окрыляемые этой замечательной, вдохновляющей связью со своим великим народом, девушки аккуратно отвечали и рыбачкам из Мурманска, и школьницам из Пензы, и советским солдатам из далеких гарнизонов, и воркутинскому электросварщику, и матери трех погибших сыновей — всем своим корреспондентам.
Они писали: стройка идет, она близка к завершению; они обещали сделать все возможное, чтобы ускорить работу; они звали неведомых своих друзей готовиться к путешествию по новому, великому
1951
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
По чаше котлована неторопливо двигались двое: русоволосый сероглазый молодой человек, почти юноша, с книжкой в руке, и другой — пожилой, сухощавый, подобранный, с черными острыми и внимательными глазами.
Строительство, не знающее покоя ни днем, ни ночью, кипело вокруг них. От бетонных заводов в разные стороны непрерывно, точно ленты какого-то огромного конвейера, двигались вереницы самосвалов с кузовами, наполненными до самых краев густой серой массой. Гребень плотины щетинился лесом арматуры и весь сверкал острыми вспышками электросварки. На дальнем, еще не покрытом бетоном краю котлована множество экскаваторов, скреперов, бульдозеров рвало, передвигало, выравнивало массы земли. Туго изгибаясь, уходила далеко в степь земляная насыпь.
Десятки тысяч рабочих, управляющих большими и сложными машинами на всем этом огромном пространстве, рыли землю, возили и укладывали бетон, насыпали плотину, и вся долина до самого горизонта содрогалась от могучих звуков — гудков автомашин, лязга экскаваторных ковшей, свиста паровозов, грохота паровых молотов.
Но двое, о которых мы начали речь, совсем не терялись в массе людей, занятых сложным трудом. Тут, в облаках жаркой и липкой цементной пыли и бензиновой гари, они шли чисто выбритые, принаряженные в праздничные костюмы. Со всех сторон их дружески приветствовали.
— Евгению Петровичу! — кричал шофер, высовываясь из кабинки запыленного автосамосвала.
— Привет Симаку! — слышалось из группы рабочих, выравнивавших бетон на откосе котлована.
— Миллионеру — наше комсомольское! — произнес молодой голос в самой чаще стальных арматурных конструкций.
Молодой человек, который, по-видимому, уже давно привык к такому отношению окружающих, отвечал на приветствия светлой и немного застенчивой улыбкой. Его пожилой спутник с достоинством оглядывался по сторонам, но глаза его удовлетворенно щурились. Он то и дело трогал рукой густую щетинку аккуратно подстриженных усов и говорил вполголоса:
— Знают тебя тут, Женя… Вижу, знают… Заслужил…
Молодой, улыбаясь все той же застенчивой улыбкой и сжимая локоть спутника, отвечал:
— Ваша выучка, Андрей Петрович! Вам честь. Вам спасибо!
Пожилой откашливался и отрицательно мотал головой:
— Будет тебе, будет… Я человек скромный…. Я под своей Хром-Тау до старости копаться буду. А ты вон на какой простор выскочил… Ребята-то вон, слышь, говорят: миллионер…
Он
Пройдя забетонированную долину, они поднялись на крутой откос, на котором стоял экскаватор «Уралец». Остановились возле машины и незаметно для тех, кто находился внутри, в кабине, понаблюдали, как экскаватор, точно играя, бросал в кузов самосвала по три кубометра земли за один раз.
— Мой, — проговорил молодой.
— Вижу, — отозвался старший и показал на надпись. На борту экскаватора было выведено:
«С 7 ноября 1949 года по 6 сентября 1951 года экскаватор вынул из котлована 1 000 000 кубометров земли».
В это время в кабине их заметили. Поднятый ковш на миг застыл в воздухе. Из окна высунулось разгоряченное работой лицо:
— Встретил?.. С приездом, Андрей Петрович!
Экскаватор сделал поворот, отнес землю в кузов очередного самосвала. Теперь из окна и дверей кабины выглядывал весь экипаж. Раздались голоса:
— Ну, как строечка? Нравится вам, папаша?
— Учеником довольны?
— Что скажете о наших масштабчиках?
Пожилой человек стащил с головы форменную горняцкую фуражку, пригладил черный с проседью бобрик и, отвернувшись, вытер глаза.
— Ох, и ядовитая у вас тут пылища, Женя! От цемента, что ли? А ведь, верно, и меня тут вроде знают. Видать, и впрямь ты обо мне тут рассказывал.
— А как же иначе? Ведь вы меня на машину посадили… Они — мои ученики, а я — ваш. Вы им вроде дедушка.
Теперь стоит рассказать об отношениях между Евгением Петровичем Симаком — знатным человеком стройки коммунизма — и старым экскаваторщиком с рудника Хром-Тау Андреем Петровичем Бояринцевым, приехавшим сюда в отпуск из далекой Актюбинской области, чтобы своими глазами взглянуть на невиданные работы…
Когда, демобилизовавшись из армии, Евгений Симак в конце 1945 года вернулся в степной поселок Хром-Тау, Андрей Петрович Бояринцев был на руднике самым знатным человеком. И объяснялось это не только тем, что он работал на новой машине «Уралец», недавно привезенной в эти края, и даже не тем, что он отлично знал свое дело. На руднике каждому мальчишке было известно, что этот пожилой молчаливый человек был одним из лучших экскаваторщиков на строительстве Рыбинского гидроузла, а в дни войны со своей машиной выезжал на фронт и там, на передовой, под бомбами и снарядами бесстрашно копал траншеи и противотанковые рвы. Так что трудовая слава Бояринцева была умножена славой боевой. И как-то так сразу получилось, что, вернувшись на рудник, Евгений Симак сразу потянулся к этому человеку.
Симак работал электриком. Он обслуживал экскаваторы рудника. Мощные машины, каждая из которых заменяла сотни рудокопов, нравилась ему, привыкшему на войне обращаться с могучей техникой. Но больше всего ему нравился «Уралец» Бояринцева. Подолгу простаивал он за сиденьем старого экскаваторщика, наблюдая, как тот точным и легким движением рук спокойно и уверенно управляет машиной.
Старый экскаваторщик, который, подобно всем истинным мастерам, любил учить молодежь, сам исподволь приглядывался к любознательному электрику. Он чувствовал: из этого человека будет толк.