Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

Яшина Татьяна Анатольевна

Наряду с "Доброй ночью" – осуществленным Козловым переводом "Прощания Чайльд-Гарольда" из первой песни поэмы Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда"³⁵ – «Вечерний звон» постепенно утратил в массовом сознании имя своего создателя, прочно вошел в народный песенный репертуар. Вместе с тем далеко не всегда можно однозначно говорить, что именно перевод Козлова, а не английский оригинал Мура влиял на сознание российского общества. Так, созданное на английском языке в 1830-е гг. стихотворение С.Ф.Толстой «Вечерний звон» было опубликовано в 1839 г., вскоре после смерти писательницы, в русском переводе, выполненном М.Н.Лихониным («Вечерний звон! О, как много говорят эти звуки для чувствующего сердца о днях давно прошедших, о минувшей радости, о каждой слезе, о каждом вздохе, обо всем, что дорого нашему сердцу: как красноречив этот вечерний звон!»³⁶), при этом никаких указаний ни на Мура, ни на Козлова не содержалось; в биографическом очерке, которым открывалось то же издание 1839 г., Томас Мур был назван в числе английских поэтов, питавших

«поэтическую, пламенную душу, восторженную фантазию»³⁷ С.Ф.Толстой, из чего можно сделать предположение о непосредственном влиянии на русскую писательницу «Those evening Bells».

Заслугой Козлова как переводчика "Those evening Bells" было усиление в произведении лирико-драматических акцентов, чему способствовало пристальное внимание к изобразительно-выразительным средствам языка, подчеркивавшим элегичность содержания. Изменение строфического построения – вместо четверостиший Козлов избрал шестистишия – также помогало усилению возвышенного минорного описания как результата размышлений о бренности земной жизни, о безвременном уходе друзей, по которым звонит колокол; в этом можно убедиться, сравнив оригинал и его русский перевод: "Those joyons hours are past away; // And many a heart, that then was gay, // Withen the tomb now darkly dwells, // And hears no more those evening bells" (T.Moore; p.216) – "Уже не зреть мне светлых дней // Весны обманчивой моей!// И сколько нет теперь в живых // Теперь веселых, молодых! // И крепок их могильный сон; // Не слышен им вечерний звон" (И.И.Козлов; с.143).

Отсутствие в публикациях "Вечернего звона" отсылок на Томаса Мура привело к курьезному событию: в журнале "Телескоп" увидела свет анонимная статья "Перевод стихотворения Козлова на английский язык Томасом Муром", автор которой воспринимал "Those evening Bells" в качестве английского перевода "Вечернего звона", стихотворения, которое "дышит тихой горестью слепца-ясновидящего". "Для нас, русских, – решительно утверждал анонимный автор, – лестно такое внимание – и чье же? – поэта, знаменитого во всех просвещенных странах света; и это тем приятнее, что мы видим двух поэтов, взаимно усваивающих своим родинам произведения друг друга"³⁸. Приведя полный текст стихотворения Мура, автор статьи детально сопоставил его с «русским оригиналом», после чего пришел к выводу, что Мур не совсем точно перевел произведение Козлова, но все же смог отразить его главную мысль.

Наивные суждения анонимного автора "Телескопа", воспринимавшего Мура как переводчика "Вечернего звона" Козлова, были вскоре забыты, однако в конце XIX в. сразу несколько исследователей высказали и попытались аргументировать предположение о единых грузинских истоках стихотворений Томаса Мура "Those evening Bells" и Козлова "Вечерний звон". В 1885 г. в книге "Где правда? История Афонского монастыря" А.Калиновский указал, что "Вечерний звон" – перевод церковной песни грузинского писателя XI в. Георгия Мтацминдели (Георгия Святоносца), рукопись которого якобы сохранилась в Гелатском монастыре близ г. Кутаиси³⁹. Ту же мысль, но уже без ссылки на рукопись, повторил в 1898 г. А.С.Хаханов⁴⁰. Ц.С.Вольпе, следуя за предшественниками, утверждал в 1936 г., что стихи Мтацминдели «Mtsuhrissa Zair», написанные по-гречески в Иверском монастыре на Афоне, где автор служил игуменом, распространились по России и, видимо, через какие-то русские источники стали известны Томасу Муру⁴¹. М.П.Алексеев, стремясь в 1960-е гг. доказать суждения А.Калиновского, провел большую работу по поиску фактического материала, однако поиски не дали никаких позитивных результатов и лишь привели ученого к выводу, что «мы имеем дело с легендой, устойчиво держащейся долгое время в грузинской литературе, но лишенной фактических оснований»⁴².

IV

Томас Мур, работая над книгой о Байроне, интересовался его русскими переводчиками, в числе которых был и Козлов. Известно, что Козлов перевел из Байрона поэму «Абидосская невеста», шесть отрывков из «Паломничества Чайльд-Гарольда», по одному отрывку из «Лары», «Манфреда», «Дон-Жуана», «Осады Коринфа», «Гяура» и девять стихотворений, в том числе два, относящихся к циклу «Еврейских мелодий»⁴³. А.И.Тургенев, высоко ценивший Козлова и как оригинального поэта, и как талантливого переводчика, в своей записке Томасу Муру от 21 февраля 1829 г. перечислил (хотя и не полностью) те переводы из Байрона, которые вошли в сборник «Стихотворений» Козлова, изданный в 1828 г.: «`a la mer; la nuit dans le chateau de Lare, [sur la mort de Djon Moore], une nuit `a Venise, sur le tombeau de C'ecile, `a l’Italie, la chanson p'ortugaise, la bonne nuit, um fragment de Manfred: The Enchantement, Deux 'epitres `a Thyrza, The Hebrew Melody, et plusieurs autres pieces» – «К морю, Ночь в замке Лары, [На смерть Джона Мура], Венецианская ночь, При гробе Цецилии, К Италии, Португальская песня, Добрая ночь, отрывок из Манфреда: Обворожение, два послания к Тирзе, Еврейская мелодия и многие другие пьесы»⁴⁴. В числе прочих произведений Козлова А.И.Тургенев упомянул его ранний перевод «Абидосской невесты» Байрона и небольшую оригинальную поэму «Чернец», отчасти сходную с «Гяуром».

Следует признать, что А.И.Тургенев в записке, адресованной Муру, не только упустил из виду некоторые произведения Козлова, являющиеся переводами из Байрона, но и отнес к переводным оригинальные стихи русского поэта "Венецианская ночь", "К Италии". Проблемным для А.И.Тургенева было и определение

авторства знаменитых стансов "На погребение английского генерала сира Джона Мура", созданных Ч.Вольфом, однако приписывавшихся в разные годы Байрону, Муру, Б.Корнуоллу, Дж. Вильсону, другим английским поэтам⁴⁵; А.И.Тургенев сначала отнес стансы к числу байроновских сочинений, однако в дальнейшем передумал и вычеркнул в записке упоминание о них.

Существуют сведения о том, что Козлов выступал в качестве переводчика русской поэзии на английский язык, в частности, перевел поэму А.С.Пушкина "Бахчисарайский фонтан". Фрагмент перевода был опубликован в 1830 г. в "New Monthly Magazine and Literary Journal" в анонимной статье "Anecdotes of Russia", содержавшей рассказ автора о встречах с петербургскими и московскими писателями, среди которых, наряду с Пушкиным, Каролиной Павловой, Зинаидой Волконской, был и Козлов. Подробно описав историю отправки Козловым Байрону английского перевода "Бахчисарайского фонтана", не дошедшего до адресата в виду его трагической смерти, анонимный автор отметил стилистическую выверенность текста, соблюдение стихотворного размера подлинника: "…Но где Зарема, // Звезда любви, краса гарема? – // Увы, печальна и бледна, // Похвал не слушает она. // Как пальма, смятая грозою, // Поникла юной головою; // Ничто, ничто не мило ей: // Зарему разлюбил Гирей" (А.С.Пушкин)⁴⁶ – «But where is she, Zarema bright // The star of love, the haram’s light?// Alas! She lingers, weeps alone, // Her sweetest dream for e’er is gone. // No jocund tales, no playful songs, // Like the young palm, whose tender bloom // was blasted by the tempest’s gloom, // So stood that fair and lovely maid // Ere yet forsaken or betray’d» (перевод И.И.Козлова)⁴⁷. Действительно, перевод Козлова был выполнен близко к подлиннику, имеющиеся отклонения незначительны (отсутствие строки с именем Гирея, наличие в переводе 21 строки вместо двадцати пушкинских, замена «твоих язвительных лобзаний» на «warmer kiss»). Сопоставляя оригинал Пушкина и перевод Козлова, Д.Барратт отмечал отсутствие в переводе необходимой сжатости, очевидную бледность первой рифмы (light – bright), однако вместе с тем признавал, что переводчику удалось передать ритм подлинника, создать замечательный, женственный образ пальмы при помощи эпитетов tender (нежная) и young (молодая), а эпитет «смятая» (смятая грозою) удачно заменен словом blasted (разрушенная)⁴⁸.

Вызывает сомнение возможность осуществления Козловым полного перевода "Бахчисарайского фонтана", поскольку поэма Пушкина была опубликована 10 марта 1824 г., а весть о гибели Байрона дошла до Петербурга и стала широко известна в начале мая того же года⁴⁹. Следовательно, Козлов мог выполнить перевод «Бахчисарайского фонтана» и выслать его Байрону только на протяжении полутора месяцев (вторая половина марта – апрель 1824 г.), что вряд ли было возможно сделать в полном объеме.

Автором заметки в "New Monthly Magazine and Literary Journal", как и всего цикла "Anecdotes of Russia", состоявшего из девяти анонимно опубликованных в 1829–1830 гг. очерков, был писатель и одновременно офицер английского военного флота Ф.Чемьер⁵⁰. Возможно, его заметка, содержавшая перевод Козловым 135–154 стихов «Бахчисарайского фонтана», была знакома Томасу Муру, внимательно читавшему английскую периодику. Козлов был первым переводчиком «Бахчисарайского фонтана» на английский язык, однако публикация первого полного перевода поэмы Пушкина, увидевшая свет в 1849 г., связана с именем американского переводчика Вильяма Льюиса⁵¹.

В 1886 г. "Русский архив" опубликовал еще одно произведение Козлова на английском языке – послание "To Countess Ficquelmont", адресованное графине Д.Ф.Фикельмон – жене австрийского посла, внучке М.И.Кутузова: "In desert blush'd a rose,its bloom // So sweetly bright: to desert smiled; // Thus are by thee, my heavy gloom,// And broken heart from pain e'er wiled. // Let, oh let heaven smile on thee // Still more beloved, and still more charming, // Be ever bless'd, – but ever be // The angel all my woes beguiling"⁵². По признанию Д.Барратта, англоязычное послание Козлова в целом можно признать неудачным, ибо оно свидетельствовало о недостаточном знании поэтом английского языка, выразившемся в пропусках определенных артиклей, использовании нелепых инверсий⁵³. Д.Ф.Фикельмон посвящено также стихотворение Козлова «Сон» (1831), воспроизводящее отдельные эпизоды из «Божественной комедии» Данте (причем особенно удачно – сцену встречи с Франческой да Римини) и открывающееся эпиграфом из Байрона: «A change came o’er the spirit of my dream» («Мое сновидение переменилось»).

В 1832 г. Козлов последний раз в своем творчестве обратился к переводу из Томаса Мура, создав балладу "Озеро мертвой невесты". Долгое время данная баллада считалась оригинальным произведением Козлова, пока в 1984 г. А.Н.Гиривенко не было установлено, что ее первоисточником является "A Ballad. The lake of the Dismal Swamp" из цикла "Стихотворения, относящиеся к Америке" Томаса Мура: "Оснований для такой атрибуции достаточно. Сохранена общая концепция произведения и отчасти система образов"⁵⁴. Как видим, и в этом случае творчество Козлова, традиционно воспринимаемое как «средоточие ведущих поэтических традиций»⁵⁵, оказывается связующим звеном между европейской классикой и русским читателем, основывается на традиционных мотивах, в числе которых – осознание невозвратности ушедшего счастья, размышления об утратах, мечты о загробном существовании, в котором можно будет найти успокоение.