Творение. История искусства с самого начала

Стонард Джон-Пол

Картины, созданные им по возвращении в Антверпен, вобрали в себя всё главное, что он увидел на юге: венецианскую любовь к роскоши и избыточности, лучезарный классицизм Рафаэля, неприкрашенный и обстоятельный реализм Аннибале Карраччи и театральный контраст света и тени Караваджо. Кроме того, в его памяти запечатлелось множество виденных им скульптур, весомых и чувственных мраморных тел эпохи Античности.

Это был ядерный коктейль, из которого родился великий стиль. Рубенс создавал большие полотна, которые затем наполняли галереи и комнаты европейских правителей — от Филиппа IV в Мадриде до Карла I в Лондоне. На алтарях возрожденной католической церкви его картины символизировали честолюбивые стремления папской власти после Реформации. Для потолка иезуитской церкви в Антверпене он написал 40 больших панелей, изображающих сцены из Ветхого и Нового Заветов, которые, несмотря на их формат, казалось бы, призванный соперничать с Сикстинской капеллой Микеланджело, были гораздо ближе по своему стилю к энергии и колориту Тициана, Тинторетто и Веронезе. Впоследствии эти картины были уничтожены пожаром, однако на художника посыпались заказы: например, цикл из 24 работ, созданных по заказу Марии де Медичи, королевы Франции, для Люксембургского

дворца в Париже, которые повествовали о событиях ее жизни и обосновывали ее приход к власти после кончины супруга, Генриха IV, и периода изгнания.

Живописный стиль Рубенса быстро распространился по всей Европе, поскольку он не был связан ни с каким определенным государством или монархом. Это был стиль без границ, панъевропейская манера живописи.

Помимо образов державной власти, Рубенс активно изображал тело. При взгляде на огромный корпус рубенсовских работ — полотен, эскизов, набросков рисунков — становится ясно, что ближе всего его сердцу была тема мажорной пышности обнаженного женского тела [382] . В образах обнаженных тел, как и в своих пейзажах, Рубенс передает поэтичность, возвращающую нас через Тициана к элегическим настроениям Джорджоне. Если Караваджо и его последователи пытались запечатлеть мир с помощью прямого наблюдения, то живопись Рубенса более искусственна, она создает одновременно величественную и рассеянную атмосферу [383] . Человеческое тело определяет не детальное понимание его строения или пропорций, как это было в живописи Леонардо или Микеланджело, но глубокое ощущение того, что есть для человека его тело, ощущение его тяжести, твердости и округлости, опыт телесной боли и желания.

382

Clark K. The Nude: A Study in Ideal Form. New York, 1956. P. 148; русский перевод: Кларк К. Нагота в искусстве / пер. М. Куренной, И. Кытмановой, А. Толстой. СПб., 2004.

383

Wolfflin H. Renaissance and Baroque, trans. Kathrin Simon. New York 1961. P. 85; русский перевод: Вёльфлин Г. Ренессанс и барокко / пер. Е. Лундберга. М., 2024.

Рубенс писал и восхищался телами во всевозможных ракурсах, взвешивая и измеряя плоть на весах своей палитры. Его «Три грации» стоят тесным кружком, их позы напоминают античные статуи, но лица и жесты выдают индивидуальное начало: они с наслаждением изучают друг друга, касаясь, трогая, щипая и лаская. Их руки, как мы часто видим на картинах Рубенса, являются символами тактильности и выразительности жеста [384] . Они повесили свои платья на ближайшее дерево, чтобы те не лежали на земле, но на всякий случай были под рукой. Рубенс изображает реалистичный пейзаж, который можно увидеть в его родной Фландрии, женщины полностью обнажены, на них остались лишь жемчужные украшения в искусно уложенных волосах и почти невидимая лента тонкой ткани, которая служит лишь тем, что обвивает их тела и тянется между бедер женщины в центре.

384

Burckhardt J. Recollections of Rubens. London, 1950. P. 42–44.

Рубенс написал «Три грации» в начале 1630-х годов, к этому времени ему было уже за сорок, он был богат и знаменит, и у него появилась вторая жена, Елена Фоурмен. Рубенс писал Елену в различных нарядах, а чаще всего без одежд. Она уверенно позировала и для фигуры слева в «Трех грациях», где ее юная головка (а ей было всего 16, когда она вышла за художника) соединена, довольно неловко, с явно более зрелым телом. Золотой оттенок ее кожи, мягкость луговой травы, на которой она позирует вместе со своими подружками, отяжелевший от роз венок, брызжущий широкой струей фонтан и уходящий вдаль пейзаж идеально ухоженного частного поместья с оленями, мирно пасущимися у журчащего ручья, — всё это образы полнокровного изобилия, богатства и роскоши, непринужденного превосходства, согреваемого дыханием летнего ветерка.

Питер Пауль Рубенс. Три грации. 1630–1635. Масло, холст. 220, 5 x 182 см

Из антверпенской мастерской Рубенса вышли не только тысячи полотен, но и художники-ученики. Одним из наиболее способных был Антонис ван Дейк, также уроженец Фландрии, который несколько лет работал у Рубенса, прежде чем начать собственную карьеру, посвященную в основном портретной живописи, в Лондоне при дворе Карла I и его жены Генриетты Марии Французской, дочери Марии де Медичи и Генриха IV. Он обучался ремеслу в мастерской Рубенса, однако обнаженная плоть волновала его меньше, чем величие, духовная и поэтическая мощь Тициановой живописи и, главное, изображение жизни в портрете [385] .

385

Rumberg P. Van Dyck, Titian and Charles I // Charles I: King and Collector. Exh. cat., Royal Academy, London. London, 2018. P. 150–155.

Подобный навык не только производил сильное впечатление на зрителя, но и был полезен в качестве источника практического знания. Одним из самых поразительных заказов, полученных ван Дейком, была серия поясных портретов Карла I на одном холсте, где король изображался в трех разных ракурсах, и на каждом он представал в кружевном воротнике и блестящей голубой ленте ордена Подвязки. Портрет «с трех сторон» был отправлен скульптору Джованни Лоренцо Бернини в Рим в качестве модели, по которой великому скульптору предстояло

изваять портрет короля из мрамора. Ван Дейк позаимствовал необычную композицию, включавшую три ракурса портретируемого, у одного полотна из королевской коллекции, которое приписывали Тициану (на самом деле оно, вероятно, принадлежало венецианскому художнику Лоренцо Лотто), «Тройной портрет ювелира». Через несколько лет после того, как портрет Карла прибыл в Рим, бюст, созданный на его основе Бернини, был отправлен в Лондон: он стал свидетельством мастерства и скульптора, и художника. Еще несколько лет спустя бюст был уничтожен при пожаре в Уайтхолле, осталась только картина, по которой можно лишь представить, как выглядела скульптура.

За несколько лет до этого заказа ван Дейку Рубенс приехал в Лондон для обсуждения мирного договора между Англией и Испанией, запечатлев свой визит в соответствующей картине «Мир и война». Во время этой поездки он получил заказ от Карла I на украшение потолка в новом здании, пристроенном ко дворцу Уайтхолл, — Банкетинг-хаусе, построенном по проекту Иниго Джонса в палладианском стиле, который стал декорацией казни короля чуть более десятилетия спустя после того, как были установлены живописные панно. Полотна Рубенса были прославлением отца Карла, короля Якова I, который, однако, почти не проявлял интереса к живописи во время своего правления [386] .

386

Martin G. Corpus Rubenianum Ludwig Burchard: XV: The Ceiling Decoration of the Banqueting Hall. London and Turnhout, 2005.

Антонис ван Дейк. Карл I (1600–1649) в трех ракурсах. Около 1635. Масло, холст. 84, 4 x 99,4 см

В отличие от него, Карл I был одним из величайших коллекционеров своего времени. Он собрал огромное количество картин, которые висели в его дворце Уайтхолл. Вкус к живописи он приобрел, когда ему было едва за двадцать, во время поездки в Мадрид, куда он отправился, чтобы договориться о браке с сестрой короля Испании. Вместо жены Карл привез домой полотна Веронезе, Тициана и других художников, а также скульптуры в стиле Джамболоньи. Кроме того, он сам выступил заказчиком, обратившись к придворному живописцу Диего Веласкесу. Многие из собранных им картин и античных скульптур происходили из коллекции герцога Гонзага из Мантуи, самая известная из которых — серия из девяти больших картин Андреа Мантеньи «Триумф Цезаря», проданная, чтобы оплатить долги герцога. В 1649 году, после суда и казни Карла I, эти девять картин снова были выставлены на аукцион английскими парламентариями под предводительством Оливера Кромвеля вместе со всей остальной коллекцией.

Коллекционирование искусства было не только способом продемонстрировать свое богатство и власть — во всяком случае, не всегда. Оно также было средством познания, способом осмысления и понимания окружающего мира и человеческой истории. Именно этим занимался итальянский ученый Кассиано даль Поццо в своем Museo Cartaceo, или «Бумажном музее». Помимо своих официальных обязанностей в качестве секретаря кардинала Франческо Барберини, Кассиано посвящал себя изучению Древней Греции и Рима, осмыслению античной литературы и археологии, в области которых повсюду продолжали совершаться новые открытия [387] . Он был одержим идеей, что наилучшим выражением знания является образ, поэтому вместе со своим братом Карло Антонио заказывал известным и малоизвестным художникам создание рисунков греческих и римских произведений искусства, а также различных явлений природы [388] . Благодаря такому энциклопедическому охвату его «музей» превратился в визуальный эквивалент «Естественной истории» Плиния, однако ему добавляло ценности то, что он представлял мир, увиденный глазами художников.

387

Blunt A. Nicolas Poussin, The A. W. Mellon Lecture in the Fine Arts 1958. New York, 1967. Vol. 1. P. 102.

388

The Paper Museum of Cassiano dal Pozzo: Catalogue Raisonne of Drawings and Prints in the Royal Library at Windsor Castle, the British Museum, Institut de France and Other Collections / eds. F. Haskell, J. Montagu. London, 1994–[ongoing].

Винченцо Леонарди (?). Образцы кораллов, обработанных камней, минералов и окаменелостей. Около 1640–1650. Акварель, краска, пастель, бумага

Одним из художников, делавшим рисунки и акварели для этого грандиозного проекта, был молодой французский живописец Никола Пуссен. Он познакомился с Кассиано вскоре после приезда в Рим, в 1642 году: именно в доме Кассиано, как говорил Пуссен, он по-настоящему чему-то научился [389] . Пуссен не создавал огромных, «рубенсовских» алтарных полотен в большом художественном цеху, он писал маленькие картины в одиночку, вдохновляясь разговорами о греко-римской мифологии и литературе, которые заново открывались, переводились и обсуждались в таких кругах, как дом Кассиано даль Поццо. Для Кассиано он написал серию картин «Семь таинств», в которой отразилась вся степенность и таинственность католического ритуала, от крещения до соборования; эти картины висели во дворце даль Поццо в Риме вместе с пятью десятками других произведений Пуссена.

389

Cropper E., Dempsey C. Nicolas Poussin: Friendship and the Love of Painting. Princeton, NJ, 1996. P. 110.