Творения
Шрифт:
Сразу отметим, что все произведения, в которых Максим включает V Собор в число Вселенских, были написаны либо перед Латеран- ским собором (DsP, ГР 9 и ГР 15), либо сразу после него (ГР 11). Латеранский собор не мог не признать V Собор Вселенским уже потому хотя бы, что Римские папы имели на этот счет долгий спор с участниками расколов — аквилейского и миланского [1924] . Признание V Собора Вселенским уже в течение столетия (после этого Собора) объединяло Рим с Константинополем, и непризнание его означало бы практически непреодолимый раскол между Западом и Востоком империи. По той же причине и Максим в период подготовки им Латеранского собора, а также и после, пока еще можно было надеяться на обращение Константинополя посредством Рима, не мог (даже если бы хотел) пойти на непризнание V Собора Вселенским, не обрекая заведомо на неудачу весь проект. К моменту процесса над ним эта причина отпала, однако могли остаться в силе те причины, по которым он мог считать этот Собор не входящим в число Вселенских, отвергнутых современными ему еретиками.
1924
Об аквилейском и миланском расколе см.: Meyendorff 1989. Р. 312: «Начавшись формально в 555 г. с архиерейского собора в Аквилее, отвергшего V Собор, истрийский раскол вначале целиком распространялся на митрополичьи провинции Милана и Аквилеи. Когда лангобарды завоевали Италию, аквилейский епископ Павлин нашел убежище в крепости на острове Градо (569). Гонорат Миланский с частью своего духовенства и паствы бежал в Геную, еще занятую византийцами.
Одной из этих причин могло быть то, что важную роль в подготовке этого Собора сыграл Константинопольский патриарх Мина [1925] , чье послание [1926] папе Вигилию (объявленное, правда, подложным на VI Вселенском соборе [1927] ) содержало ту самую моноэнергистскую формулу, которая в качестве основного аргумента была использована патриархом Сергием в его переписке с Киром и Гонорием. В отличие от отцов VI Собора, Максим подлинность этого послания не отрицал. Это видно и по его реакции на упоминание послания Мины ъ Диспуте с Пирром [1928] , и по тому, что он говорит об этой «книжечке» епископу Феодосию уже будучи в ссылке в Визии.
1925
Умер он до Собора, в 552 г.
1926
Букв.: книжечку (libellum).
1927
Некоторые современные ученые, напротив, считают его подлинным (см.: Лурье 2006. С. 172–174).
1928
См.: 328А — В. Максим здесь оспаривает только то, что послание Мины было вручено папе Вигилию. Факт же написания послания Миной он не отрицает.
В контексте разговора о легитимности и авторитетности Латеранского собора епископ Феодосий, соглашаясь с доводами Максима, заявляет: «Это так, как говоришь: правота догматов утверждает соборы». Однако тут же добавляет: «Впрочем, разве не принимаешь книгу Мины, в которой он изложил догмат об одной воле и одном действии Христа?» (DsB 4). Смысл возражения, похоже, такой: ты говоришь, что Латеранский собор исповедал истинную веру, осудив моноэнер- гизм; но ведь V Вселенский собор, который все признают, был подготовлен патриархом Миной, почитаемым в Константинополе во святых, а он-то как раз и является автором моноэнергистской формулы. Максим с этим категорически не соглашается: «Не дай Господь Бог! Вы не принимаете, но отвергаете всех учителей, бывших после святого в Халкидоне собора, боровшихся против мерзостной ереси Севира. И разве я могу принять книгу Мины, явившуюся после<Халкидон- ского>собора, в которой он явно защищает Севира и Аполлинария и Македония и Ария и всякую ересь, и своими догматами обвиняет Собор, а вернее — совершенно отвергает?» (DsB 4).
Из этих слов видно, что Максим считает мерилом православности Собор в Халкидоне, а послание патриарха Мины, как несогласное с ним, отвергает. Из отвержения Максимом этого послания, конечно, не следует, что он считал Собор 553 г. еретическим. Тем не менее, в свете сказанного им о патриархе Мине (о котором известно к тому же, что он умер, будучи отлученным от общения папой Вигилием в ходе ожесточенной полемики, предшествовавшей V Вселенскому собору) [1929] , делается понятным, почему Максим мог не признавать за этим Собором авторитет Вселенского (т. е. такой же, как у Собора в Халкидоне, и трех бывших до него).
1929
Папа Вигилий подготовил отлучение патриарха Мины еще 17 августа 551 г., когда укрылся в базилику св. Петра, находившуюся во дворце «Ормизда*. Спустя некоторое время он переправился через Босфор и укрылся в храме великомученицы Евфимии, откуда в январе 552 г. опубликовал осуждение Феодора Аскиды и Мины Константинопольского, составленное им прежде. Патриарх Мина умер в августе 552 г., преемником его стал Евтихий. Он не торопился входить в сношение с Вигилием, и только 6 января 553 г. подал папе православное исповедание веры. Вигилий выразил удовлетворение и счел раскол прекращенным (см.: Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. IV. М., 1994. С. 405–407).
Другой причиной могло быть то, что папу Вигилия принудили принять решения Собора 553 г. силой [1930] . То, что для Римской Церкви (в лице ее предстоятеля) этот Собор не был свободным выражением ее веры, могло быть тем более очевидно для Максима, что он мог узнать в этом насилии над нею со стороны Константинополя аналог недавнего насилия над папой Мартином [1931] .
Кроме того, Максим, стоявший уже на позициях жесткого диофе- литства, т. е. исповедовавший настолько реальные различия природных действий и воль, что их нельзя и помыслить как «одну» (при том, что как «две», напротив, не только можно, но и необходимо), мог относиться с осторожностью к провозглашенному на Соборе 553 г. догмату о том, две природы во Христе различимы «только в созерцании» [1932] . Этот Собор мог восприниматься как существующий как бы в двух возможных толкованиях, и сама эта двойственность — до тех пор, пока не победило правильное толкование [1933] , — могла в глазах Максима делать статус V Собора не таким бесспорным, как четырех предыдущих Вселенских.
1930
26 мая 553 г. по предложению императора Юстиниана V Вселенский собор признал папу Вигилия, отказавшегося принять постановления Собора, заслуживающим низложения и постановил исключить имя его из диптихов. Бывшие в Константинополе западные епископы и клирики, несогласные с решениями Собора, были сосланы, некоторые из них — на рудники. Вигилий был отправлен в заточение. Только после всего этого, 8 декабря 553 г., он написал послание Евти- хию Константинопольскому, в котором отказался от своих мнений; впрочем, в послании западным епископам (от 23 февраля 554 г.) он дал пререкаемым вопросам относительно т. н. Трех Глав свое, отличное от точки зрения Собора, толкование. Впрочем, формально его примирение с византийцами произошло, и вскоре, 7 июля 555 г. по дороге в Рим он умер (см.: Болотов В. В. Указ. соч. С. 427–428).
1931
Хотя, как мы отметили выше, сломить в этом случае пытались не самого папу, а его соратника, Максима.
1932
См.: HalleuxA. D. La distinction des natures du Christ «par la seule pensee» au cinquieme concile oecumenique // Persona si comuniune. Prinos de cinstire Parintelui Professor Academician Dumitru Staniloae la implinirea varstei de 90 de ani [Melanges Staniloae] / Ed. A. Plamadeala. Sibiu, 1993. P. 313.
1933
Понятно,
Отметим, что в науке продолжаются споры об источниках моноэнергизма и монофелитства в среде халкидонитов. Политическая подоплека этих идеологий не вызывает сомнений (они были обусловлены стремлением заключить унии с монофизитами и несторианами), но относительно их богословских предпосылок существуют разные мнения. Одни исследователи (напр., Лурье 2006. С. 169–177) находят эти предпосылки не только в богословии монофизитов и несториан, но и у так называемых «неохалкидонитов», т. е. богословов, подготовивших решения V Вселенского собора. Это же, вероятно, имел в виду Максим, говоря, что патриарх Мина (в своей «книжечке») «явно защищает Севира и Аполлинария» (DsB 4). С другой стороны, Ларше полагает «несомненным, что именно в богословии Севира, а не в неохалкидонском течении, как считают некоторые современные авторы, находится источник этих двух ересей» (Larchet J. — C. Introduction // Saint Maxime le Confesseur. Lettres. Paris, 1998. P. 15–16. Курсив наш. — Г. Б. и А. Ш.). В подтверждение своего мнения Ларше ссылается на то, что таким было и «мнение самого Максима», который в одном из своих сочинений «борется с учением Севира о едином действии и единой воле Христа» (Там же). Однако, во — первых, с точки зрения оппонентов Максима, которую он приводит в указанном Ларше фрагменте, недопустимо говорить не только о «двух», но и об «одном» действии у Христа (ТР 3, 49С); так что «моноэнергистами» в строгом смысле их назвать нельзя. Во — вторых, из самого факта обличения Максимом монофелитства Севира еще не следует, с позволения Ларше, что Максим считает источником монофелит — ской идеологии в среде халкидонитов непосредственно Севира.
Как бы то ни было, в данном случае мы имеем дело со вторым скандальным фактом, касающимся Максима и показывающим, насколько он был свободен от сложившихся оценок. С одной стороны, Латеран- скому собору, собранному вопреки воле императора и без участия восточных патриархов, Максим приписывал авторитет Вселенского, а с другой, признанному в Константинополе и Риме V Вселенскому собору, в определенный момент в таком авторитете отказал.
Впрочем, в свободе Максима, выражавшейся в том, что в своем исповедании он исходил не из принятых (даже им самим когда-то) формул, но из того, что нужно было сказать для утверждения истины «здесь и сейчас», мы уже не раз убеждались. Перейдем теперь к свидетельству его исповедничества в период первой ссылки.
Итак, Максим был сослан во Фракию. Судя по главному свидетельству об этом периоде, Диспуту в Визии, начало которого описывает события августа 656 г., власти, продержав Максима около года в тяжелых условиях (хотя и сохраняя ему при этом жизнь), внезапно решили попытаться добиться «пряником» того, чего они не добились «кнутом». Наивно было бы полагать, что Максима перевели из Визии в монастырь св. Феодора близ Константинополя, возвратив ему монашеское облачение и даже дав немного денег, исключительно вследствие того, что он смог переспорить посланного к нему патриархом Петром епископа Кесарии Вифинской Феодосия. План воздействовать на Максима сменой гнева на милость, очевидно, был у патриарха и императора с самого начала. Об этом косвенно свидетельствует то, что в конце диспута с Максимом епископ Феодосий дает Максиму (до этого лишенному всего) «несколько посланных ему денег, стихарь [монашеский] и срачицу» (DsB 8), приготовленные, очевидно, заранее.
Разумеется, нет оснований думать, что патриарх Петр дал епископу Феодосию задание проиграть Максиму диспут. Но тот факт, что для посольства к Максиму был выбран человек, который мог сказать: «Богом, имеющим меня судить, свидетельствуюсь, что и тогда, когда составлен был Типос, я говорил и теперь то же самое говорю, что худо был он составлен и во вред многим» (DsB 3), — говорит сам за себя [1934] . Церковные и гражданские власти Константинополя явно хотели создать у Максима впечатление, что еще немного, и между ними и Максимом будет полное согласие.
1934
Трудно сказать, насколько искренним был епископ Феодосий, когда, проиграв спор, он обещал, подтвердив это целованием Евангелия, Креста и иконы Христа и Богородицы, отправиться на покаяние к папе Римскому и попытаться уговорить покаяться и императора. Как известно, сославшись на волю императора, он свое слово не сдержал.
Объяснением изменения тактики властей в отношении Максима может служить не только то, что угрозами они ничего не добились, но и то, что церковно — политическая ситуация во время диспута в Визии была иной, чем во время суда над Максимом. Тогда у властей Константинополя был тот козырь, что с ними вошли в общение апокриси- арин папы Евгения, и можно было надеяться, что он отречется от папы Мартина и примет Типос. Вероятно, так едва и не случилось. Однако, по свидетельству Liber Pontificalis, во время чтения исповедания веры патриарха Петра, привезенного римскими апокрисиариями папе Евгению, римский клир и народ возмутились, и даже прервали литургию, потребовав от папы отказаться от вступления в общение с Константинополем, что он и сделал [1935] . Косвенным подтверждением этого является и то, что в Регии, сменив милость на гнев, обвинители Максима грозились уже и папу Римского (т. е. Евгения) уничтожить, как папу Мартина [1936] .
1935
См.: Allen&Neil 2002. Р. 34.
1936
Вот эта угроза, высказанная патрициями Троилом и Епифанием: «Знай, господин авва, что хотя малый вред получим от народных волнений, клянусь Святой Троицей, мы должны будем присоединить к вам и папу, теперь надмеваю- щегося, и всех тамошних болтунов, и остальных твоих учеников, и всех вас подвергнем испытанием огнем, каждого в подобающем ему месте, как был испытан огнем Мартин» (DsB 13. Пер. М. Д. Муретова, с изм.).
В богословском отношении Диспут в Визии не представляет ничего нового по сравнению с Диспутом с Пирром и Изложением прения. Отметим лишь несколько моментов, показывающих, каким образом Максим сумел не только не попасться на дипломатические уловки своих гонителей, но даже убедить (хоть и ненадолго) епископа Феодосия в том, что никакого компромисса с ересью быть не может.
Что касается дипломатии, то судя по одному месту из Диспута в Визии, можно предположить, что в этой неблагоприятной для них в церковно — политическом отношении ситуации власти Константинополя взвешивали возможность пойти даже на такую меру, как отмена Типоса. Так, в диспуте был момент, когда епископ Феодосий «подняв голову и устремив взор на авву Максима, сказал: «Мы ручаемся тебе за владыку нашего царя, что если ты войдешь в общение, он похоронит Типос»* (DsB 4). Возможно, конечно, епископ Феодосий хитрил или брал на себя то, за что ручаться не мог; но если он действительно не был сторонником Типоса, то из того, что власти обратились к Максиму посредством такого человека, можно заключить, что они, вероятно, взвешивали возможность отмены Типоса [1937] .
1937
Надо сказать, что именно в 656 г. для империи наступило ослабление военной опасности от арабов. 17 июня 656 г. в Медине был убит халиф Осман, и с этого времени среди арабов начались междоусобные войны (см.: Кулаковский 2004. Т. III. С. 173–174). В этой ситуации император мог позволить себе маневры в политике и идеологии в любом направлении.