Творения
Шрифт:
Защищение Кирилла
Поистине достойна удивления сила истины: опыт свидетель этому. Немного нужно будет говорить мне в защищение или для убеждения (т. е. в противном) обольщенных, которые думают, будто мы говорим, что божественная природа Слова страдательная: потому что противники раз уж были побеждены и добровольно сознались, и очень мы заслуживаем их обвинения в этом. Но как неразумно делая для своего удовольствия положение, которое не нуждается в доказательствах, и пользуясь острыми изворотами мыслей, стараются показать силу возможного для них остроумия и очень усиливаются доказать, что Слово Божие по своей природе бесстрастно: то пусть выслушают от нас, что напрасно сражаются, когда им никто не противоречит, и бьют воздух, когда никто не думает противного. Итак для чего же напрасно потеют и расширяют бесполезное? Кто так безрассуден, чтобы считать страстною природу, которая выше всех, и дерзать низводить до немощи страданий то, что выше всего сотворенного и бестелесно? Но как смысл таинства тот, что единородный Сын Божий по природе сделался человеком от жены по промышлению, и мы утверждаем, что святое тело, принятое от блаженной Девы Марии, есть Его собственное: по этой причине и весьма справедливо говорим, что страдания плоти называются Его страданиями по промыслительному усвоению, повсюду оставляя за Его природой бесстрастие, потому что Он есть Бог от Бога. Итак когда говорится, что Он страдал плотью, не сам, разумеется, страдал в своей природе, по которой есть Бог, но лучше усвоил себе страдание. Ибо соединенное с Ним тело соделалось Его телом, как недавно сказал я; потому и богодухновенный Павел называет перворожденным из мертвых того самого, чрез которого все и в котором все сотворил Отец. Пишет же так: «благодаряще Бога и Отца призвавшаго вас в причастие наследия святых во свете: иже избави нас от власти темные, и престави в царство Сына любве своея, о немже имамы (избавление кровию его и) оставление грехов: иже есть образ Бога невидимого, перворожден всея твари: яко тем создана быша всяческая, яже на небеси, и яже на земли. видимая и невидимая, аще престоли, аще господствия, аще начала, аще власти: всяческая тем и о нем создашася: и той есть прежде всех и всяческая в нем состоятся: и той есть глава телу церкве, иже ест начаток, перворожден из мертвых, яко да будет во всех той первенствуя: яко в нем благоизволи всему исполнению (божества) вселитися (телесне): и тем примирити всяческая к себе, умиротворив кровию креста его (чрез него), аще земная, аще ли небесная» (Кол.1:12–20). Смотри же, как, говоря, что все чрез Него сотворено, видимое и невидимое, престолы и власти, говорит, что Он дан во главу Церкви, и утверждает,
Григорий, епископ нисский. «Сие бо, — говорит, — да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но себе умалил, зрак раба приим» (Флп.2:5–6). Что уничиженнее для Бога образа раба? Что уничиженнее для царя вселенной, как добровольно сойти до причастия нашей бедной природы? Царь царствующих и Господь господствующих облекается в образ раба; Судия всех подчиняется властям; Господь твари в вертепе находит приют; все содержащий дланью не находит места в гостинице, но полагается в яслях бессловесных; чистый и неповрежденный не отвергает нечистоты человеческой природы и, прошедши всю бедность нашу, доходит до вкушения самой смерти. Вникните в меру добровольной нищеты! Жизнь вкушает смерть; Судию ведут на судилище; Господь всего живущего подвергается приговору суди; Царь всей вышемирной силы не уклоняется от рук рабов. В этом, говорит, пусть усмотрит пример мера (твоего) смирения.
Василий, епископ кесарийский. Небо, и земля, и пространства морей, и живущие в водах, и земноводные животные, и растения, и звезды, и воздух, и времена года, и разнообразное украшение всей вселенной, не представляют того величия могущества, какое выражается в бесстрастном сопряжении чрез плоть со смертью бесконечного Бога, для того, чтобы даровать нам своим страданием бесстрастие.
Афанасий, епископ александрийский. Он (Христос) показывал, что не призрачно, но истинно имел тело; ибо прилично было Господу, облекшемуся в человеческую плоть, принять ее всецело, с свойственными ей страданиями, дабы, как говорим, что тело Его было собственное, так (можно было) сказать, что и самые страдания тела были именно Его, хотя и не касались божества Его. А если тело другого, то и страдания назывались бы страданиями этого (другого). Если же плоть — Слова, потому что «Слово плоть бысть» (Ин.1:14), то необходимо и страдания плоти называть страданиями того, которого и плоть. Ибо кому приписываются страдания, каковы особенно: осуждение, бичевание, жажда, и крест, и смерть, и другие немощи тела, того же и заслуга и благодать. Поэтому справедливо и прилично говорится, что эти страдания не иного кого, а Господа, чтобы и благодать была от Него и чтобы мы не были идолослужителями, а истинными богочтителями; потому что призываем не какую–нибудь тварь, не обыкновенного какого человека, но Бога по природе и истинного Сына, сделавшегося человеком, но тем не менее пребывшего самим Господом и Богом и Спасителем.
Итак совершенно, я думаю, достаточно предложенных изречений для убеждения мыслящих, по ясному свидетельству божественного закона: «при устех двою, или трех свидетелей станет всяк глагол» (Мф.18:16). Если же кто и после сего захочет состязаться, пусть выслушает от нас: иди своим путем, а мы будем следовать правым писаниям и вере святых отцов; ибо таким образом приобретем награду вышнего звания во Христе, чрез которого и с которым слава Богу и Отцу со Святым Духом во веки. Аминь.
Двенадцать глав против тех, которые дерзают защищать мнения Нестория как правые
1–е анафематство
Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как она по плоти родила Слово, сущее от Бога Отца, ставшее плотью, — да будет анафема.
Феододорита, епископа Кирского, опровержение двенадцати глав
А мы, которые следуем евангельским словам, не говорим ни того, что Бог Слово сделалось плотью по естеству, ни того, что Оно превратилось в плоть, потому что Божество непревращаемо и неизменяемо. Поэтому и пророк Давид говорит: Ты же тойжде еси, и лета твоя не оскудеют (Пс.101:28). Эти слова великий Павел, проповедник истины, отнес к Сыну в Послании к Евреям (1:12). И в другом месте Бог говорит через пророка: Аз есмь, и не изменюся (Мал.3:6). Итак, если Божество непревращаемо и неизменяемо, то не способно к превращению и к изменению. Если же невозможно превратить непревратимое, то и Бог Слово не сделалось плотью так, будто превратилось, но приняло плоть и вселилось в нас, по евангельскому слову (Ин.1:14). И богодухновенный Павел ясно говорит об этом в Послании к Филиппийцам так: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но себе умалил, зрак раба приим (Флп.2:5–7). Итак, ясно из сказанного, что образ Бога не превратился в образ раба, но, оставаясь тем, чем был, принял образ раба. Итак, Бог Слово не сделался плотью, но принял плоть живую и разумную; не родился от Девы естеством, зачавшись и образовавшись и с того времени получив начало существования, Тот, Который прежде веков есть Бог, и у Бога, и с Отцом вместе пребывающий и с Отцом познаваемый и поклоняемый; но образовавший Себе храм в девической утробе был вместе с образованным и рожденным. Поэтому и Святую Деву называем Богородицею не потому, что она родила Бога по естеству, но человека, соединенного с Богом, который образовал его. Если же образовавшийся в утробе Девы не человек, но Бог Слово, которое было прежде веков, то Бог Слово будет творением Духа: Рождшееся бо в ней от Духа есть Свята, говорит Гавриил (Мф.1:20). Если же единородное Слово Бога не сотворено, а соединосущно и совечно Отцу, то не есть образование или творение Духа; если же Дух Святой образовал во чреве Девы не Бога Слово, то остается думать, что и образовался, и принял вид, и зачался, и родился естеством зрак раба. Но как зрак (раба) был не без Бога, а был храмом жившего в нем Бога Слова, по слову Павла, ибо в нем, говорит, благоизволи всему исполнению Божества вселитися телесно (Кол.1:19; 2:9), то называем Деву не человекородицею, а Богородицею, прилагая первое название к образованию и зачатию, а другое к соединению. Поэтому и родившийся младенец называется Еммануилом и Богом, не отделенным от человеческого естества, и человеком, не чуждым Божества, потому что Еммануил толкуется: с нами Бог — по евангельскому слову (Мф.1:23). А выражение с нами Бог и означает зачатого от нас ради нас и проповедует воспринявшего (его) Бога Слово. Итак, младенец называется Еммануилом по той причине, что воспринят Богом, и Дева — Богородицею по причине соединения образа Божия с зачатым образом раба; потому что не Бог Слово превратился в плоть, но образ Бога принял образ раба.
Защищение Кирилла
Много раз мы восклицали против тех, которые не хотят ведать, что Еммануил есть поистине Бог и что Святая Дева есть Богородица, потому что родила по плоти Бога Слово, когда Оно сделалось плотью, т. е. человеком. А клеветнику на эти справедливые слова, если не знал, что Еммануил есть поистине Бог, если не родилось по плоти от святой Девы Слово Божие, сделавшееся плотью, по писаниям, — для чего лучше не сказать ясно: «Что делаешь, благородный муж? Ты изрыгаешь странные и противные истине слова. Для чего ты извращаешь догматы истины? Еммануил поистине не есть Бог, и Святая Дева не есть матерь Божия!» Благоразумно основываясь на Священном Писании, мы должны убедить его в незаконности и нечестности его усилий и еще более в бесстыдном сопротивлении слову Божию, противопоставляя его возгласам и учение преданию апостольской и евангельской Церкви, и исповедание отцов, собиравшихся некогда в Никее. Но ловкий и коварный повествователь оставляет в стороне то, о чем прилично и необходимо было говорить, и, нисколько не размышляя об этом, избирает иные пути. Ибо тотчас говорит о необходимости доказывать, что Божественное Слово выше превращения и не пременялось в естество плоти, как будто это именно утверждает и хочет показать анафематство. Итак, пусть выслушает он, не умеющий опровергать того, с чем не хочет согласиться: ты говоришь слишком пространной речью и опровергаешь то, что нам самим ненавистно. Мы знаем, что Божественное и превысшее естество не допускает и тени превращения, но Слово Божие приняло естество плоти, не переставая быть тем, что Оно есть. А как он сказал, что образ Божества восприял образ раба, то в учении своем уже не должен касаться того, сходствуют ли между собой эти образы сами по себе, независимо от своего существа. Я думаю, он тут же опровергает сам себя. Не нужно сходства, без труда отыскиваемого, и соединения образов, сообразных между собою, чтобы верить в действительность воплощения, а нужно соединение сущностей. Таким образом, когда говорим, что Слово стало плотью, то разумеем, что тут произошло не слияние, не смешение, не превращение, не заменение, но неизреченное и неописуемое соединение Его с плотью, имеющею разумную душу. Что до слова соединение, то оно не означает тотчас смешение, а преимущественно значит восприятие другого. После всего этого утверждаем, что Слово, которое от Отца происходит, восприняло святую и одушевленную плоть, соединилось с ней поистине неслиянно, и из того и другого произошел человек, пребывающий в то же время истинным Богом, а отсюда — и Святая Дева есть Матерь Божия. Я считаю неуместным думать, это ее должно называть матерью человека. Если бы нашлись такие, которые, по великому безумию своему, стали бы говорить, что плоть составляет как бы источник для естества Слова Божия и начало Его бытия, то, пожалуй, было бы у желающих называть ее человекородицею некоторое не совсем нелепое и презренное основание. Но как это мнение для всех гнусно и ненавистно, то Святую Деву и не представляют иначе, как Богородицею, исключая разве того, кто верит, что Слово, от Отца происходящее, стало в собственном смысле плотью, т. е. человеком. Святая Дева действительно, как я сказал, родила не одно Божество; какая же отсюда польза в настойчивости говорящих, что ее должно называть и человекородицею? Но, как видно, у них изобретено ядовитое злоухищрение против Христа. Они не позволяют мыслить или говорить, что Сам, который прежде веков был Сын Бога и Отца, в последние дни века без смешения и без изменения для Себя, во чреве соединившийся с оживленною разумной душой плотью, сделался подобным нам человеком; но стараются проповедовать, что Он носил обитающего в Себе Бога, как какой–нибудь праведник, и убеждают так думать, не помышляя о том, что и во всех нас обитает Бог благодатью Духа (Святого), как во святых храмах? Писано: Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? Аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог: храм бо Божй свят есть, иже есте вы (1 Кор.3:16–17). Но хотя мы и должны называться храмами Божиими, так как силою Духа носим в себе обитающего Бога, однако же во Христе мы видим другой образ тайны: утверждаем, что с Богом Словом истинно соединилась плоть, одаренная разумною душою. Я бы охотно спросил, что он признает — то ли, что поистине произошло присоединение Слова к человечеству, или, что то же, к святому телу, одушевленному разумною душою, или, как и другие (думают), связь служебного и несущественного образа с существенным образом Божества, как в ношении человеком Божества, или еще иной какой–нибудь способ соединения, выводимый из различных видов усыновления при равенстве достоинств, если он допускает что–нибудь, кроме союза (ношения). Но, как оказывается, я напрасно докучаю и предлагаю излишний вопрос — передо мной его слова и открытое исповедание. В первой главе он говорит следующее: «Родившийся младенец называется Еммануилом — и Богом, не отделенным от человеческого естества, и человеком, не чуждым Божества». Ему следовало сделать тщательное и точное изложение этих предметов. Однако же это следует заметить, ибо
2–е анафематство
Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един со своею плотью, т. е. один и тот же есть Бог и вместе человек, — да будет анафема.
Возражение Феодорита
Веруя учению святых апостолов, мы исповедуем, что Христос един есть, и по причине единства называем его Богом и человеком; единства же ипостасного, как странного и чуждого Ему, не знаем никоим образом ни из Божественного Писания, ни из отцов, изъяснявших Писание. А если тот, кто предложил это, разумеет под единством ипостаси то, что тут образовалась середина между плотью и Божеством, то мы возражаем ему со всею ревностью и обличаем в богохульстве. Ибо середина необходимо предполагает слияние, а слияние уничтожает особенность того и другого естества. Что переменяется, то перестает быть тем, чем было раньше. А это в высшей степени нелепо сказать о Боге Слове, происшедшем от семени Давида. Должно веровать Господу, который в следующих словах, произнесенных иудеям, указывает в Себе два естества: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин.2:19). Если же произошла середина, то Бог уже не Бог, и храм указанный — не храм, а и храм представляется Богом и Бог храмом (таков дальнейший смысл середины), и Господь излишне сказал иудеям: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю. Должно бы сказать: «Умертвите Меня, и через три дня Я воскресну». Если бы действительно произошла некоторая середина, то с ней и слияние, а вот тут Он показывает, как разрушается храм и восстанавливает его Бог. Итак, не нужно единство по ипостаси, которое, как мне кажется, предлагают в смысле середины. А довольно называть единство таким единством, которое и показывает самобытность естеств, и научает почитать Христа Богом.
Защищение Кирилла
Вот, как ни восстанет против нас необузданными устами этот искусник, старающийся везде найти удобный к тому случай, снова злословит выражение по ипостаси. Он осуждает его за новость и утверждает, что сказано странно, не помышляя того, что правдивость выражения, противополагающая истину вымыслам нечестивых еретиков, направлена к тому, чтобы ниспровергнуть то, что они противополагают (ей). Итак, в то время как Несторий повсюду уничтожает рождение Бога Слова телесное, уверяя нас в одном единении достоинств, и говорит, что человек, почтенный двузнаменательным названием сыновства, присоединен к Богу, мы говорим, что соединение произошло ипостасное, опровергая его слова выражением ипостасное, — выражением, означающим не иное что, как то, что естество Слова, или Ипостась (что означает само Слово), поистине соединилось с естеством человеческим без всякого превращения или изменения, как весьма часто мы говорили, и мыслится и есть единый Христос — Бог и человек. А это, как я думаю, допускает и сам Феодорит, коль скоро он говорит, что Бог не отделен от человеческого естества и что человечество не мыслится без Божественности. Итак, мы не говорим ни того, что соединение образа Божия и образа раба исключает Ипостась, ни того, что обыкновенный человек, почтенный одним равенством достоинств, присоединен к Слову через обитание, но говорим, что Сам единородный Сын Божий через восприятие, как я сказал, одной плоти, одушевленной разумною душою, стал истинным человеком так, что пребывает и Богом. Но этот велеречивый человек, привыкший к умствованиям, определил слово ипостасное в смысле ограничения и отваживается называть и выставлять на вид те несообразности, которые проистекают из этого, как будто мы того не знаем. Может быть, ему нравится и его услаждает многословие и красноречие, и он ничего другого не имеет в виду, кроме мысли, что может пространно говорить, принимая за истину то, чего никто еще не говорил, чтобы показаться чем–нибудь между неумеющими правильно рассудить: кто безрассудно баснословит и говорит ложь или кто вступил на правый путь истины и употребляет мудрую и необходимую речь. Признаюсь, я сначала думал, что он понимает смысл глав, а притворяется в незнании и этим угождает кому–нибудь. Теперь я верно знаю, что он действительно не понимает этого.
3–е анафематство
Кто во едином Христе после соединения (естеств) разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, т. е. в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, — да будет анафема.
Возражение Феодорита
Неясен и темен смысл сказанного (для благочестивых же очевидна его нелепость). Ибо для кого не очевидно, что сочетание и стечение не имеют различия?! Стечение есть соединение разделенного, а сочетание есть совокупление различаемого. Но мудрый виновник этих слов полагает несовместным между собой то, что одинаково звучит. Не должно, говорит, соединять ипостаси сочетанием, а стечением, и стечением природ. Или он, быть может, не знает, что говорит, или если знает, то богохульствует. Природа есть нечто движимое необходимостью и лишенное свободы. Например, к чувству голода мы возбуждаемся природою — не намерением, а необходимостью; те, которые живут в нищете, не были бы в нищете, если бы имели свободную власть не голодать; по природе мы чувствуем жажду, спим, дышим воздухом. Все это бывает не по воле нашей, я говорю. Кто ничего этого не принимает в себя, тот необходимо встречает конец жизни. Если таким образом произошло природное соединение образа Бога и образа раба, то Бог Слово был вынужден необходимостью, а не человеколюбием соединиться с образом раба, и Законодатель всего находится в необходимости следовать законам. Но не тому учит апостол, а противному, именно что, восприяв зрак раба, (Бог) истощил Себя (Флп.2:7). В словах истощил Себя он представляет Его не вынужденным. Таким образом, ежели Он по намерению и свободно соединился с природою, взятою от нас, то уже не нужно присовокуплять слово природный — довольно будет того, чтобы признавать единство. Единство принимается в разделенном и никогда не мыслится, если ему не предшествовало разделение. Таким образом, принимая единство, он наперед принимает разделение. Отсюда — почему же говорит, что не должно разделять Ипостаси или природы, зная при этом, что совершенная Ипостась Бога Слова существовала прежде веков и что восприняла совершеннейший образ раба. Поэтому он говорит — Ипостаси, а не Ипостась. Если обе природы имеют совершенство, оба сходствуют, т. е. образ раба с восприемлющим его образом Бога, и благочестно исповедовать одно лицо, единого Сына и Христа, то не будет нелепостью говорить: соединились две Ипостаси и две природы, но согласно с основанием. Ежели в одном человеке разделяем природы, говорим: смертное тело и бессмертный дух, и оба суть одно — человек, то тем более сообразно со здравым разумом познавать особенности природы воспринимающего Бога и воспринимаемой человеческой природы. Мы находим, что и блаженный Павел разделял человека надвое и говорил некогда: Аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни (2 Кор.4:15). И в другом месте: Соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку (Рим.7:22). И опять: Во внутреннем человеце вселитися Христу (Еф.3:17). Если апостол разделяет естественную связь природ, вместе созданных, то на каком основании обвиняет в нечестии отделяющих особенности природ естества Бога, существовавшего прежде веков, и естества человеческого, воспринимаемого в последнее время, — обвиняет тот, кто учит нас ограничению под другим только именем?
Защищение Кирилла
Смотри, как этот умнейший муж сначала ложно обличает неясности слов и, сам имея ум не светлый, а туманный, называет темною такую речь, которая для желающих мыслить праведно столько очевидна и понятна! Он вообразил, будто речь наша учит говорить стечение , а не сочетание . Потом, выказывая свое искусство, провозглашает, что у нас равная сила — в смысле, станет ли кто говорить стечение или станет употреблять сочетание. Но я еще дивлюсь проницательности и уму его, обладающему такою остротою, по следующему: он один, как кажется, знает то, что всякий везде знает, что так общеизвестно, что совершенно ясно для людей, вовсе не знакомых с морской наукой и с искусством речи, обладающих знанием самым непосредственным, приобретаемым через недостаточное слушание при малом прилежании. Удивленный его ученостью, я говорю: ты, который разверзаешь против нас величественные уста, ты утонченно созерцаешь таинство едва в бодрственном состоянии, как будто сквозь сон и в опьянелом состоянии. Некоторые порицают единство, которое во Христе, перетолковывая его неправо, на собственный лад, помимо того, что предложено в Священном Писании. Говорят, что природы взаимно разделены и разделяются всеми способами, та и другая существует особенно и разделенно, а человек, спорят, соединен с Богом через обитание, по одному достоинству, т. е. по силе или по известному наименованию сыновства. Анафемство уничтожает такое мнение и восстает против столь возмутительного пустословия. Оно утверждает, что никоим образом не должно разделять Слово, естественно, т. е. не по обитанию, а истинно, присоединившееся к святой плоти, имеющей разумную душу, чтобы не изобразить двух сынов и не разделить нераздельного. Но он, не понимая, в чем состоит естественное единство, т. е. единство истинное, не сливающее естеств и не смешивающее так, чтобы тому и другому следовало существовать иначе, чем тогда, употребляет слабое и свойственное детям доказательство для утверждения того, что будто бы правильно мыслить и говорить: если единство произошло естественное, то истощание Слова было не произвольное, а вызванное как бы силою и необходимостью. Природа обыкновенно действует принудительно. На это пусть кто–нибудь скажет ему: голод, жажда и прочее, что ты сам назвал, суть природные несовершенства и производят в нас движение, так как мы обладаем природою, подлежащею возбуждениям; Божественное же и неизреченное естество Слова, отнюдь не подлежащее недугам и необходимости, никем, ни само собой не было принуждено к тому, чтобы против воли принять плоть, усвоить себе меру человечества и восприять семя Авраамово. Ни для кого не составит труда увидеть, если захочет, как несмысленно у него сказано. Говорит, что природное совершенно подчинено законам необходимости, и в доказательство этого приводит то, что мы чувствуем голод и жажду независимо от нашей воли, по призыву к этому природы, хоть бы кто и не хотел. Человеку искусному, имеющему сведущий в этих предметах ум, следовало бы усматривать серьезные вещи, стоящие большого затруднения. Если справедливо, что человек по природе разумен, то поэтому он против воли и по принуждению разумен! Что же? Скажи мне, неужели Бог не по природе есть Бог или не по природе свят, праведен, благ, жизнь, свет, мудрость и добро? Неужели и Сам против воли и по принуждению есть то, что есть? Но я думаю, желая так рассуждать, надобно ясно обнаружить величайшее безумие. Итак, какая ложь у нас, хоть он и воздвиг непобедимую и неодолимую стену? И столько слабые высказывают предположения, и слыша, что произошло природное соединение, т. е. истинное, непричастное превращению и совершенно неслиянное стечение субстанций, усиливаются ниспровергнуть силу сказанного так, чтобы казалось, что не действительно произошло, но по подобию, которое берет от нас. Дерзкий не страшится подчинять естество Слова неотразимой необходимости! Истощил Себя не без воли, но Единородный добровольно сделался человеком и не так, как говоришь ты, принял человечество, даровав ему только обитательное соединение и увенчав благодатью сыновства, как нас. Итак, хотя и прилично нам мыслить, что соединились субстанции, что Слово сделалось человеком и воплотилось, что соединение сообразно сему называется некоторым образом природным, чтобы не дать места неистинному, обитательному соединению, которое принадлежит нам как участникам божественной природы, о чем говорит Павел: Прилепляяйся Господеви, един дух есть (1 Кор.6:17), однако же Слово Божие, чуждое и свободное от возбуждений, не подлежит необходимости и власти природы. Не хотеть разделять надвое соединенное после соединения, по моему мнению, дело совершенно неукорительное и не заслуживающее обвинения, тем более что этот добрый Феодорит берет в пример человека, который даже, по–нашему, мыслится как один и не позволяет делить его надвое, хотя само его рассуждение не отвергает дробления и деления насколько нужно для того, чтобы знать, что одно по природе своей есть душа, а другое по природа — тело. Итак, через размышление о Божестве и человечестве, тщательно доискиваясь единения в подобном смысле совершившегося во Христе, говорим, что произошло истинное стечение в единении, причем не забываем, что Слово Божие по природе есть нечто иное, чем плоть, и иное — плоть по своей природе. Не разоткать однажды соединенное — это еще не все: дух истинной веры никому не позволяет делить на двух сынов единого Христа и Сына и Господа, как учит Святое и Богодухновенное Писание. Но очевидно, что он мало заботится об истинных догматах и с большим старанием избегает уразуметь нечто из того, что необходимо для пользы, как что–либо такое, что может принести вред; ложью, как видно, хвалится и даже чрезвычайно настроен к злословию. Пусть выслушает от нас: Что хвалишися во злобе, сильне? беззаконие весь день, неправду умысли язык твой (Пс.51:3,4).