Творящие любовь
Шрифт:
— Помогите мне, пожалуйста…
Два санитара с носилками, на рукавах белые повязки с красными крестами, измазанные кровью, остановились и посмотрели на нее.
— Да это же женщина! — удивленно воскликнул один из них. Опустив свой конец носилок, он встал рядом с ней на колено и положил руку ей на лоб. Потом взглянул на своего напарника: — Она холодная как лед.
— Рана тяжелая?
Он осмотрел ее бок. И когда увидел лужу подсыхающей крови, в которой лежала женщина, только бесстрастно пожал плечами:
— Все тяжело ранены.
— Здесь так много раненых. Будем ли мы сейчас отправлять ее в
Мужчина, склонившийся над ней, только сжал губы.
— На море женщин и детей всегда пропускают вперед. Я думаю, что на войне то же самое. Мы отправим ее сейчас к сестрам милосердия.
Санитары осторожно подняли ее и положили на носилки. Шарлотт-Энн застонала от боли, но они, казалось, не обратили на это внимания. Потом подняли носилки и пошли. Каждый их шаг отдавался болью у нее внутри, разрывая ее тело на куски. Шарлотт-Энн все стонала и стонала в агонии, но было такое впечатление, что только она слышит эти стоны.
Когда они немного прошли, мужчина, идущий впереди, остановился и обернулся через плечо.
— Она так спокойна. Жива ли она еще?
Второй санитар посмотрел на нее и кивнул:
— Да, пока жива. Но ей очень больно. Я думаю, долго она не протянет.
— Может, оно и к лучшему, — философски отозвался его напарник, снова отправляясь в путь. — В конце концов, смерть даст ей покой, и она не почувствует своего несчастья.
Шарлотт-Энн смотрела на клубящийся черный дым. «Вы не правы, — безмолвно кричала она, — все ошибаются. Смерть — это холод, сырость и боль. Не важно, что вам говорят, это проклятье ада».
Все, что ей говорили раньше, оказалось бесстыдной ложью.
Теперь Шарлотт-Энн это знала.
Тогда ей не исполнилось еще и четырех лет. Шарлотт-Энн сидела у отца на коленях и внимательно слушала сказку. Когда отец закрыл книгу, она заерзала и взглянула на него.
— И это все? — спросила девочка с разочарованием.
Отец улыбнулся и отложил книгу в сторону.
— Боюсь, что все.
— А что произошло потом, после того как сказали «и зажили они счастливо»?
— Но это значит как раз то, что написано. Они были счастливы до конца своих дней.
Шарлотт-Энн медленно кивнула.
— Но ведь когда она откусила кусочек яблока, она умерла?
— Да… — осторожно ответил отец.
— А потом, когда принц поцеловал ее, принцесса снова проснулась?
Он кивнул.
— А что бы случилось, если бы он не поцеловал ее?
— Я так думаю, что она все спала бы и спала. — Отец улыбнулся. — Но об этом не волнуйся. Принц пришел и разбудил ее. Все произошло именно так, как написано.
— Папочка?
— Да, дорогая?
— Я
Он рассмеялся.
— Ну, на твоем месте я не стал бы заходить так далеко. Это ведь просто сказка. Подобные вещи никогда не происходят в жизни. Я даже не уверен, знают ли люди, как можно отравить яблоки.
— Ах, так? — Шарлотт-Энн помолчала. — Но ведь люди умирают, правда?
— Да, — мягко ответил отец. — Когда-нибудь мы все умрем. Но тебе все равно не надо об этом беспокоиться. До этого еще так далеко. Ты же только недавно родилась.
— Но когда мы умираем, к нам тоже приходит принц, целует нас и мы просыпаемся? Когда у Билли умерла мама, никакой принц не пришел, и ее увезли.
— Шарлотт-Энн, так получается, что, когда мы проживем свою жизнь, мы умираем.
— Это больно?
— Да нет, не думаю.
— А что происходит потом?
— Потом приходит принц и будит нас. Только это не совсем принц. Это Бог. Он пробуждает наши души, и если мы прожили хорошую жизнь, то мы отправляемся на небеса и живем там счастливо рядом с ним и не умираем.
— А что там делают, на небесах?
— О, я не знаю. Что-нибудь, что доставляет нам удовольствие, я так думаю.
— Например, делают куличики? — С пылом поинтересовалась Шарлотт-Энн.
— Да, делают куличики. — Отец снова засмеялся и ласково поцеловал ее.
— Но… Бог нас разбудит? Не будем мы все спать и спать? Он не забудет про нас?
— Нет. Он никогда не забывает, — тепло сказал ей отец, крепко прижимая к себе хрупкое тельце. — Бог приходит и будит нас всех. Он наш настоящий принц.
20
Монастырь Пресвятой Девы был выстроен высоко на изрезанном уступами холме, возвышающемся над долиной. Лишь благодаря счастливой случайности, военной стратегии и близости более высокого холма — там, где раньше возвышался «Хрустальный дворец» ди Фонтанези, превратившийся в дымящиеся руины, — святая обитель спаслась от разрушения. Сражение длилось восемь дней, и сейчас открывающаяся глазам картина напоминала видение ада.
Древние постройки монастыря относились к двенадцатому веку, его окружала массивная каменная стена, отрезающая его от мира. Внутри огромный главный зал с крестовым сводом заполняли очень близко поставленные друг к другу койки, так же, как дортуар и другой зал. Старинные потолки и своды эхом отражали стоны раненых, молитвы сестер и множество других звуков. Запах мочи и испражнений смешивался с медным запахом крови. Уже давно перевалило за полдень, а поток раненых все не иссякал, привнося еще больше шума и хаоса под обычно молчаливые своды.