Творящие любовь
Шрифт:
— Нет, благодарю вас, матушка. Со мной все в порядке. Может быть, немного позже, когда я буду в этом нуждаться.
— Благослови вас Бог, сестра. Я горжусь вами. Вы отлично держитесь.
Сестра Мария-Тереза промолчала.
Аббатиса склонила голову к плечу.
— А это что там за шум?
Обе женщины прислушались. До них донеслось многоголосое пение. Сестра Мария-Тереза поднялась со стула.
— По-моему, это снаружи, — заметила она.
Монахини подошли к окну и выглянули в темноту ночи. Посреди деревни горел костер, огонь
— Повсюду факелы, — заметила сестра Мария-Тереза. — И эти песни… Похоже, там что-то празднуют. — Она посмотрела на настоятельницу.
— Может быть, и праздник или еще одна трагедия, — сурово промолвила та. — Как бы то ни было, эти песни не кажутся веселыми. Мне страшно подумать о том, что там может сейчас происходить.
Из выложенного камнем коридора донеслись возбужденные голоса и привлекли внимание Шарлотт-Энн. Приглушенный гул поднимался из долины внизу, проникая в крошечную комнату и в ее сознание. Она была слишком слаба, чтобы двигаться или говорить, но в полудреме ее слух стал очень острым. Любой звук, любой шум, даже слабый отдаленный шорох громко отдавались у нее в ушах.
— Так сказала мать-настоятельница, — послышался неуверенный слабый женский голос. — Раненых все несут и несут, а внизу совсем не осталось места. Мы должны разместить их в наших спальнях.
— Здесь, сестра? — Этот голос звучал громче и грубее.
Шарлотт-Энн сразу сообразила, что он принадлежит санитару.
— Нет-нет, не сюда. Это келья настоятельницы. Княгиня должна быть одна.
— Даже после поражения фашистские княгини живут, как королевы, — недовольно проворчал один из мужчин.
Монахиня проигнорировала его замечание.
— Кладите его в эту комнату. Теснее ставьте кровати.
Грохот подбитых гвоздями ботинок заполнил коридор.
— Что происходит? — поинтересовался мужской голос.
Шарлотт-Энн он показался знакомым. Она не знала, где слышала его раньше, но казалось, это было уже после того, как туман бреда надвинулся на нее.
— Вся деревня посходила с ума! — задыхаясь, прокричал кто-то. — Если это не остановить, то начнется безобразный бунт!
— Но почему? Я думал, что туда вошли союзники. Предполагается, что они должны поддерживать порядок.
Откуда-то издалека донеслись автоматные очереди.
— Видишь? Послушай! Даже американцы не могут этого остановить! Народ рассвирепел!
— Я не понимаю. Мне казалось, что все позади. Сражение продвинулось к Монте-Кассино.
— И я так думал. — Мужчина невесело рассмеялся. — Но то, что ты слышишь, это не звуки боя. Это толпа. Судя по всему, в деревню вернулся князь Луиджи ди Фонтанези, правая рука Муссолини. Они его отловили, когда он пробирался домой пешком, переодетый в крестьянское платье. Местные убили его и повесили вниз головой посреди площади. И… я боюсь, что это не для ваших ушей, сестра.
Торопливые шаги монахини, шум ее платья скоро замерли вдали.
— Ну, что дальше? — возбужденно
— Они отрезали ему член и яйца, вот что, — прошептал тот, — и засунули их ему в рот!
Сестра Мария-Тереза, спокойно сидевшая в своем кресле, слышала этот ужасный разговор. Ее рука медленно поднялась, и она перекрестилась.
— О Господи! — прошептала монахиня в ужасе от того, что подобные вещи обсуждаются в святом месте. Потом она быстро повернулась, чтобы взглянуть на Шарлотт-Энн, молясь, чтобы княгиня все еще спала.
Женщина, не мигая, смотрела в потолок своими очень светлыми глазами. Только много позже, когда княгиня так и не пошевелилась, сестра Мария-Тереза поняла, что она мертва. Произнеся молитву Деве Марии, монахиня закрыла глаза Шарлотт-Энн и накрыла ее простыней.
— Благодарю тебя, Господи, — произнесла она, опускаясь в углу на колени на каменный пол и склоняя голову. — Благодарю тебя за то, что ты избавил княгиню от таких ужасных новостей. Это к лучшему, что она умерла и не услышала этой кошмарной истории.
Но сестра Мария-Тереза ошибалась. Только любовь к мужу заставляла Шарлотт-Энн все еще цепляться за жизнь. Как только она услышала страшные слова, женщина перестала бороться.
Узнав о судьбе своего любимого, Шарлотт-Энн позволила себе погрузиться в зовущее ее мирное ничто, называемое смертью.
22
Тени внизу у холма, увенчанного монастырскими постройками, стали длинными и лиловыми. Разбросанные повсюду следы невиданного разрушения казались неуместными на фоне привычного великолепия розовых лучей заката.
Никогда, даже в самых страшных ночных кошмарах, они не могли представить себе такого погрома.
На грязном лице княгини Марчеллы слезы прочертили белые полоски. Они провели больше недели в подземном убежище, а потом бродили среди руин, и ее одежда стала рваной и грязной. Теперь женщина больше походила на изможденную крестьянку, чем на гордую, ухоженную повелительницу рода ди Фонтанези.
Князь Антонио, спотыкаясь, брел за женой. Он снял свой пиджак и завернул в него новорожденную девочку, пытаясь согреть малютку. Старик осторожно нес ребенка, но его переполнял страх — малышка все время молчала и не шевелилась. Она больше не кричала часами и лежала тихо, заставляя деда бояться, что младенец уже мертв.
Откуда-то неподалеку раздался отдаленный гул артиллерийского обстрела. Армия союзников двинулась дальше, пытаясь занять следующий холм у Монте-Кассино. Снова смерть и новые разрушения. Князь мрачно покачал головой. Неужели кошмар никогда не кончится?
Княгиня рухнула на груду камней, когда-то бывших частью западного крыла «Хрустального дворца», и громко зарыдала, закрыв лицо руками. От гордого палаццо остались лишь обломки стен, устремленные к небесам, и горы битого хрусталя, отражавшие заходящее солнце, казались грудами бриллиантов, равными по цене королевскому выкупу.