Твой дядя Миша
Шрифт:
Капитан. А ты скучаешь?
Адъютант. Почти.
Капитан. Да… (Садится.) Нельзя сказать, чтоб было основанье веселиться. Но все ж герр Гауптмана глина оказалась неплохой?
Адъютант. О чем ты это? О женщинах и детях?
Капитан. Да, да, о них. Но главным образом (подчеркнуто) — о женщине и детях, жене Коррильо и двух его щенках. Смотри, неделя уж прошла, как мы осаждены. И что ж — ни одного снаряда не послал на Алькасар Коррильо. Хотя имеет столько пушек, что в два часа разрушить может Алькасар и нас в его
Адъютант. Ты знаешь, к старинному дворянскому принадлежу я роду. Не говорю уж об имениях, которые стоят на карте. Меня подозревать в сочувствии (презрительно) к ним просто неприлично. Но должен я сказать, что иногда я восхищаюсь их мужеством и… красотой души.
Капитан. Ты о вчерашнем случае, когда вот этот… как его?.. Мангада под расстрелом пел и взбудоражил все подвалы?
Адъютант. Да только ли подвалы? А что произошло в казармах? Пришлось ведь расстрелять пятнадцать человек, десяток марокканцев и даже юнкеров штук пять.
Из двери кабинета генерала Прадос выглядывает полковник. Офицеры встают.
Полковник. Отца Порфирио к его превосходительству.
Адъютант. Есть, господин полковник. (Уходит, затем возвращается.)
Офицеры снова садятся.
В моем присутствии отец Порфирио уламывал жену Коррильо предать его и побудить письмом к измене. До этого она прошла, конечно, пытку. Довел ее до исступления, подсунул ей перо, чернила и бумагу и начал осторожно диктовать. Она писала.
Входит Порфирио. Пауза.
Адъютант(к Порфирио). Генерал Прадос просит вас к себе.
Порфирио проходит в кабинет генерала Прадос.
Когда прочли ее письмо, я был взбешен и застрелить ее хотел на месте, как собаку. Но ночью, у себя, когда я сам с собою остаюсь, я, как испанец, восторгаюсь ею, как испанкой.
Капитан(встает). Восторги ваши, лейтенант, опасны. И если дальше так пойдет, боюсь, вы выстрелите в спину генералу Франко.
Входят Прадос, полковник, Порфирио. Офицеры вытягиваются.
Прадос (садится в кресло за столом). Садитесь, господа.
Все садятся.
Вам обстановка известна хорошо. И наш маневр понятен. Как только бригада итальянцев подойдет и под Толедо свяжет армию республиканцев боем, из Алькасара мы бьем республиканцам в спину, Коррильо мы уничтожаем и открываем дорогу на Мадрид. Для этого осталось ждать дня два иль три. Но… положенье осложнилось. Коррильо сошел с ума. Он колебаться перестал и изменил решенье. И завтра собирается подвергнуть Алькасар уничтожающей бомбардировке. Об этом мне известно достоверно.
Порфирио. В нем сердца
Прадос. Нам нужно оттянуть на два-три дня бомбардировку.
Капитан. На башни, бастионы, стены выставить всех заключенных женщин и детей.
Полковник(переглянулся с Прадосом). Разрешите, ваше превосходительство.
Прадос. Пожалуйста.
Полковник. Я вам скажу, но это надо удержать в секрете. Вчера, когда запел тот сумасшедший под расстрелом и взбунтовались все подвалы, мы пулеметами заставили их замолчать навеки. Случайно уцелел лишь Кастро. Оказалось, что этот великан… Сант-Яго прикрыл его своим гигантским телом и принял пули на себя. Понятно, капитан?
Капитан. Понятно, господин полковник.
Адъютант. Послать парламентеров, затеять болтовню о сдаче… протянуть день-два, а там уж итальянцы будут продолжать.
Прадос. Резон!
Полковник. Но надо обеспечить, чтобы Коррильо на эту удочку пошел наверняка.
Порфирио. Ценою жизни Кастро надо подкупить. Его присутствие среди парламентеров смягчит Коррильо и подозренье усыпит.
Пауза.
Полковник. Возможно и другое. Встречу парламентеров поэт использует, чтобы уйти к республиканцам.
Прадос. О нет. Мы так обставим встречу, что убежать поэту не удастся. (Адъютанту.) Распорядитесь привести его сюда.
Адъютант уходит.
А если не захочет…
Капитан. Пристрелить!
Порфирио. Еще попробовать исторгнуть покаяние и кротость пыткой.
Прадос. Но первая ведь результатов не дала?
Порфирио. Не дала первая, вторая может дать. Как приведут, вы предложите ему сесть, ваше превосходительство: от первой пытки сухожилия растянуты немного.
Конвоиры вводят Кастро. Он измучен, ступает осторожно, как больной. Но глаза горят, внутренне он собран, от лица веет несгибаемой волей. Последним входит адъютант.
Прадос. Садитесь.
Адъютант пододвигает стул. Кастро молча садится.
(Кивком приказывает конвоирам выйти.) Мы вам даруем жизнь, поэт!
Кастро(бросает внимательный взгляд на Прадоса. Пауза). Не надо!
Прадос. Так смерть?
Кастро. Смерть — закон природы, генерал. И разная бывает, как и жизнь. Обыкновенная смерть приходит, когда уж прожил век свой человек, ослаб физически и старческое тело покоя ищет и земли. Такая смерть законна и честна. Еще бывает честной смерть в бою, в неволе и под пыткой и когда за прогрессивную идею умирает человек. Одна из них мне суждена. Умру я честной смертью, и смерть мне не страшна! (Пауза.) Ты, генерал, умрешь бесчестной смертью. Кровь женщин и детей, расстрелянных тобой, — твой несмываемый, зловещий знак. Ты обречен, как обречен и класс, надевший эполеты на тебя.