Твой ход, аниран
Шрифт:
Наверное, стоит ему в этом помочь. Всё же прав был папуля Мириам, когда рассказывал ей, что раскалённый металл развязывает рты лучше секхи, увещеваний и золота. Надо переходить к более активной стадии. И, отвечаю, моя рука не дрогнет.
– Раздеть его догола, - сквозь зубы прорычал я. – И усадить на топчан.
Оставшиеся гессеры не стали переспрашивать и быстро выполнили моё указание. Они вломились в тесную каморку, сорвали с бедолаги одежды, выставив на всеобщее обозрение омерзительное тело, и усадили.
Фелимид и принц Трифин неловко поёрзали ножками. Но ни один из них не осмелился сказать хотя
Активировав наруч на правой руке, я затем вызвал энергетические клинки. Повращал рукой, осмотрел клинки со всех сторон, а затем выразительно посмотрел на Муадана. Тот сидел ни жив ни мёртв.
– Ты, бесполезный дряблый мешок с мясом и костями, - прищурившись, произнёс я. – Я чувствую в тебе фальшь. Я знаю, ты лжёшь. Ты столько лет прожил в месте, где ложь – залог выживания. Залог сытой жизни. Но это не значит, что ты уже не можешь различать правду и ложь. Ты знаешь правду. Ты лишь боишься её озвучить. Но, поверь, я смогу тебе помочь. У меня есть собственные инструменты. Я стану тебе лекарем. Я излечу тебя… Попутно, конечно же, выпотрошив нутро.
Не знаю, как Муадан ещё не обделался. Он сидел, с ужасом смотрел на энергетические клинки, а дряблое брюхо, покоившееся на коленях, тряслось. Тряслось, как и колени, как и руки, как и губы.
Но у меня внутри ничего даже не ёкнуло. Сказали бы мне на Земле, что я буду готов пытать человека разумного, не испытывая при этом ни брезгливости, ни корчась от моральных мук, я бы покрутил пальцем у виска. Но здесь… В этом грёбаном мире… Наверное, всё же я действительно переродился.
– А-а-а-а-а-а! – Муадан завизжал сразу, как только я провёл полосу от его плеча до самого локтя. Обожжённую полосу со сразу запёкшейся кровью и смрадом, ударившим в ноздри. – Не надо! Прошу, не надо! А-а-а-а-а-а!
Во второй раз он заорал, когда я провёл такую же полосу на спине от лопаток до самой поясницы.
Феилин, Иберик, Фелимид и даже принц Трифин не сошли со своих зрительских мест. Быстро бросив взгляд за спину, я увидел, что они стоят на месте, смотрят, как свершается несправедливость, и не отворачиваются.
Что тут сказать? Суровые времена призывают к суровым поступкам.
– Скажи мне, что я хочу знать! – зло выкрикнул я, повернувшись к Муадану. – Ты вхож во дворец. Ты ненавидишь меня. Я помню, ты осмеливался перечить даже королю, потому что с моим появлением он словно утратил к тебе интерес. Словно забыл о твоём существовании. Такой, как ты, не прощает пренебрежения. Такой, как ты, мстит. Я знаю, что ты боялся меня не потому, что когда-то давно что-то задумал вместе с Рауфом Бумедьеном. Ты боялся расплаты. Ты хотел убежать, потому что тебя гнал страх. Каждый день он тебе нашёптывал, что случится, если всё станет известно. Скажи мне, что станет известно? Что ты сделал? Что скрываешь?
– Не надо… Я прошу, не надо, - прерывистое дыхание обер-камергера и просто безумный взгляд подсказали мне, что он на грани. Я должен или додавить, но не переборщить при этом. Или отступиться.
– Я всегда терпеть не мог таких, как ты, - я брезгливо пнул носком в сразу заходившее волнами брюхо. – Я всю жизнь занимался спортом. Всегда следил за собой. Старался даже следить за питанием… Но ты… Такие, как ты… Вы меня всегда бесили. Сытно жрать да сладко
– Не-е-е-е-т!!! – Муадан заорал тогда, когда я только присел на корточки. Я ещё даже не поднёс клинки к обвислому брюху. – Не надо, аниран! Я всё скажу! Я во всём признаюсь!
На секунду я замешкался. Всё же я не до конца был уверен в своей правоте. Доказательств ведь у меня не было никаких.
Неужели я не ошибся?
– Что скажешь!? В чём признаешься!? – принц Трифин стоял с офигевшими глазами. Похоже, он сомневался в моих методах ещё больше, чем я.
– Я помог… Я помог…
– Кому и в чём!? – заорал Трифин.
– Золото… Всё из-за золота…, - бормотал потерянный Муадан. – Но и не только из-за золота… Со мной так нельзя было. Я этого не заслуживал. Я верой и правдой служил столько зим… Нет, не заслуживал…
Трифин хотел дать обер-камергеру «леща». Да я успел перехватить руку. Мне показалось, что тумаки помешают исповеди.
– Я впустил их. Да, впустил... Я подготовил указы, я поставил печати, я раздобыл несколько комплектов одежды, я помог обойти охрану, - тихо говорил Муадан. – Я укрыл их там, где никто не смог найти... Я достал в биб-ли-о-те-ке старые чертежи королевского дворца и передал им… Я дал конюхам секхи, а они лишь кланялись и благодарили, когда я уходил… Да, я помог им. Я расплатился за унижение…
– Мразь! – в этот раз руку принца Трифина остановить не удалось. И удар по затылку получился впечатляющим – тучный Муадан упал с топчана и калачиком свернулся на полу.
– Держите себя в руках, Ваше Высочество! – торопливо зашептал я. А затем склонился над лежащим телом. – Кому «им»? Кого «их»? Кто это такие? Откуда пришли?
– Не знаю я, - шмыгнул носом Муадан. – Ненашинские. При деньгах. При знаниях.
– Кто заказчик знаешь?.. Тьфу! Кто стоит во главе всего? Кто принял решение? Кто главный?
– Я не знаю, аниран. Правда не знаю. Меня разыскали, мне предложили деньги. Мне пообещали, что я смогу за всё расплатиться… Но поверь, аниран, - Муадан вцепился в мою левую ладонь, но я брезгливо стряхнул его руки. – Если бы я знал, что они так поступят с Её Величеством. С бедным Терезином. С… с маленьким чудом. Я бы никогда не стал. Я хотел лишь наказать тебя. Наказать короля. За жизни, которые по моей вине они отобрали, но которые не должны были быть отобранными, я корю себя каждый день. Я просто не мог больше так жить…
Поверить в крайние слова было сложно, конечно. Но я поверил. Не только страх его гнал из столицы. Его гнала и совесть. Он понял, что натворил. Понял, к чему оказался причастен. И хотел сбежать не только отсюда, но и от себя.
– Дай мне ещё что-нибудь, Муадан, - я сильно сбавил тон, переходя в режим «хорошего полицейского». – Любую полезную информацию. Кто заказал короля? Кто стоит во главе?
– Я не знаю. Один с повреждённой скулой был у них за главного. Он получал указания сиреем. Золота у них было в достатке. Золотые драмы. Наши. Много. И большую часть они сразу отдали мне. Призвали к храбрости и уверенности в правильности поступка… Я лишь хотел наказать короля. Только его.