Твой путь
Шрифт:
— Благодарю вас, Отец, — вздохнул Леннарт, снова приложив руку к груди. — Мне жаль, что меня здесь не было.
— Пустое, — Кит нахмурился. — Спасибо тебе за добрые вести.
Поговорили обо всём: о произошедшей стычке, о том, что происходит на Западе. Только когда совсем стемнело, кто-то из советников обронил, что пора расходиться: денёк выдался нелёгкий. Вместе со всеми Хольд простился с хозяевами и вышел из избы. Вокруг никого не было, улицы, казалось, опустели и притихли в ужасе после такого недавнего разгрома. Все разошлись по домам, вернулись к родным,
18. Сероглазая
Хольд окликнул его по имени. Ярико обернулся и смахнул с лица прилипшие мокрые пряди.
— Не переживай ты так, — хмыкнул старший советник, подойдя к нему ближе. — Ты правильно поступил. Ты защищал свой город, убил врага. Твой отец тоже убивал, и я, и Сверре, да что там — многие. Руки твои чисты, ведь это было совершено во благо общего дела.
— Не знаю, — Ярико тяжело вздохнул, уронив голову на руки. — Не знаю, мастер Хольд. Простите мне мою слабость. Я не могу убивать. Не помню, как так получилось. Я не воин и никогда им не был.
— А в Яви? Ты не служил в дружине?
— Нет, я был оружейником у Ольгерда, — ответил юноша. — И никогда не любил своё дело. Знал, что ничего доброго из этого не выходит, только кровь и смерть.
— Ты против убийств и против всякой войны вообще, это похвально, — продолжал Хольд задумчиво, — но нередко нам приходится делать то, что вовсе не по душе. Многие идут на смерть во имя мирной жизни, многие сражаются во имя её же, но не все способны перебороть себя и делать то, что необходимо для неё, хоть бы это и было неприятно. Война — это всегда что-то страшное. Это боль, потери, и убийства тоже. Это сотни разрушенных семей, поломанных судеб. Я понимаю тебя. Вероятно, ты и в Яви жил в подобном окружении? В окружении тех, кто против всего этого?
Ярико молчал, вертя в пальцах алый витой пояс. То, что было в Яви, останется там, за чертой, за Звёздной Дорогой, там, куда нет возврата — и есть ли смысл вспоминать об этом здесь и сейчас?
— Мои приёмные родители рассказывали нам с сестрой о добре, — тихо промолвил он. — Нас учили быть смелыми и сильными, но во мне никогда не видели воина, в моей сестре — и подавно. Она слабая девушка, и я всегда думал, что смогу защитить её или кого-либо иного, но, к счастью, не приходилось. Быть может, те, кто воспитан иначе, думают по-другому, и я не имею права вмешиваться. Но всё моё окружение было мирным. И Славка…
Он снова вздохнул и по привычке взъерошил волосы. Хольд положил руку ему на плечо и слегка развернул к себе.
— Что Славка?
— Славка всегда была против войны и против всякой вражды вообще. Она простила Ольгерда, хотя и не за что: он мучал её, даже на смерть отдал, пока вдруг не проведал, что родные они. И она простила его, когда случайно услышала, как он раскаивается! И это не единожды так было. Славка добрая очень, и я думаю, что это правильно,
Ярико замолчал. Хольд нахмурился: он тоже не один раз думал об этой необычной девушке, хоть никогда и не видал её. Она могла бы…
— А какая она, Славка-то? — вдруг спросил он, заглянув в лицо юноше. — Рассказал бы хоть. Что, хороша?
— Не из тех, что считают красавицами, — будто нехотя ответил Ярико. — Маленькая, мне вот по это самое… — он указал рукой чуть ниже плеча. — С косой тёмной была, потом отрезали, за колдовство якобы. Глаза у неё серые, красивые, как небо перед дождём… Да что там говорить, вот воротится — сами поглядите…
Но Хольду не больно-то хотелось на неё глядеть. Он дружески хлопнул юношу по плечу, поднялся и поправил широкий пояс.
— Ты не переживай шибко, — повторил он. — Всё бывает. И хорошо, ежели это окажется самым тяжким, что тебе пережить пришлось. Пойду я, дела есть.
Ярико взглянул на него снизу вверх, слегка кивнул и ничего не ответил. Хольд развернулся, по привычке заложил руки за спину и направился в сторону выхода к посаду. Маленького росту, сероглазая, темноволосая… И на берестяной картинке, кажись, она — более некому…
* * *
Магистр Имперского войска не подозревал, что это сражение проиграет. Ход был продуман до мелочей, вплоть до того, что в случае облавы дартшильдцы подожгли бы лес, отступая, однако быстрый захват города провалился. Слишком сильные лучники, чем не могла похвастаться Имперская армия, слишком лёгкая в манёврах конница. Тяжёлым вооружением северяне вовсе не пользовались: Кейне — земли хоть и богатые, а всё ж бережливые, и, вероятно, руководитель обороны не позволяет размениваться на лишний и ненужный металл.
Дамир мерил шагами широкую горницу уже в который раз. Даже в случае поражения, после короткой схватки со светловолосым незнакомцем, что назвал себя главным в городе, он не ожидал, что станет заложником своих врагов. Его войско позорно сложило оружие и согласилось на все условия, и только ради того, чтобы командиру сохранили жизнь. Его пообещали отпустить, когда станет известно о том, что Имперское войско покинуло пределы княжества. Как теперь к нему отнесутся по возвращении? Да магистр Дени велит казнить при первом же удобном случае! Был у врагов и не погиб — значит, предатель…
Дверь отворилась без стука и скрипа. На пороге горницы, в которой заперли магистра, появился черноволосый воин в тёмной одёже, тот самый, что переводил речь предводителя. Ненадолго замер на пороге, чуть заметно кивнул пленнику, степенно вошёл.
— Что тебе нужно? — прищурился Дамир. — Опять пришёл говорить об условиях? Так передай своему командиру, что…
— Может быть, и об условиях, — спокойно отозвался Хольд. — Зная обычаи и нравы Светлой Империи, я могу только предполагать, что случится с тобой, если до кого-либо дойдёт слух о том, что ты был в плену у северян. Тебя лишат жизни, как изменника, и быстрая смерть — ещё далеко не худшее, что могут сделать с тобой.