Твоя Противоположность

Хиггинсон Рейчел

— У него нет моего номера телефона. И я бы всё равно не ответила.

— Потому что ты умная девочка, — посочувствовал он.

Я видела, как вопросы вертелись в его голове и благодаря написанной не его лице обеспокоенности, но по какой-то причине он их не задавал.

Я подумала, а может, ему это и не нужно. Может быть, он уже и так всё знал. Может быть, он сам это понял. Так или иначе, он похлопал по стулу рядом с собой и велел мне взять кофе, перед тем как я сяду.

Пока я наливала идеальное соотношение сливок и кофе в свою видавшее время кружку с Микки Маусом, папа задал очень

практичный вопрос:

— Его очередное появление обеспокоит тебя?

Я уже обдумывала такую возможность, и это вызывало у меня тошноту. Я не хотела ходить на работу каждый вечер, беспокоясь о том, что Дерек прячется в тени.

— Я не уверена, — ответила я. — Он открыл свой собственный ресторан в Шарлотте. Так что у него не так уж много свободного времени. Но мне бы очень хотелось, чтобы он никогда больше не показывался. Например, если бы он мог просто зарыться вниз головой в песок, это было бы идеально.

Папа пролил кофе прямо на газету.

— Извини, — закашлялся он, вытирая беспорядок салфеткой, которую сжимал в руке. — Предупреди меня, прежде чем начнёшь замышлять убийство.

Я спрятала улыбку за большим глотком кофе.

— Обязательно.

— И что ты собираешься с ним делать?

— Я собираюсь связаться с ним сегодня и сказать, что не хочу, чтобы он появлялся рядом со мной или с фургоном.

Он проницательно посмотрел на меня.

— А если это не сработает?

— Я оформлю судебный запрет.

Да. Я так и сказала. Теперь эти слова прозвучали, и я не могла взять их обратно. Я даже не могла притвориться, что их не существует. Я должна была сделать это очень давно.

Папа слегка побледнел, и я могла сказать, что у него были свои подозрения, но он пока что не собрал всю историю воедино.

Он посмотрел на меня, медленно моргая.

— Хочешь поговорить об этом?

Я отрицательно покачала головой. Несмотря на мой совершенно новый характер, я не могла заставить себя рассказать папе, что случилось с Дереком. Солнечный свет был слишком ярким, слишком откровенным. А моё прошлое было слишком тёмным. Мой отец любил меня больше всего на свете, но мучительное смущение и страх осуждения держали эти слова запертыми внутри меня.

Я оправдала свою недомолвку, напомнив себе, что не хочу ещё больше напрягать папу. Я хотела, чтобы он был как можно стоек перед химиотерапией и ужасным раком. Он знал достаточно.

Судебный запрет — не повод для шуток, и я надеялась, что он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я не стану просто бросаться такими угрозам, если в этом не было крайней необходимости.

Тогда я ответила:

— Не сейчас, — я отбросила чувство вины в сторону.

Я любила своего отца больше всего на свете, но я уже не была маленькой девочкой. Мне нужно было начать вести свои собственные сражения. Бороться самой. А не просто убегать от всего и вся.

Знание того, что он всегда будет рядом, когда я буду нуждаться в нём, дало мне совершенно новое чувство смелости.

— Ты можешь рассказать мне всё, что угодно, малышка, — успокоил он. — Я знаю, что ты уже взрослая, у тебя есть свой бизнес и всё такое. Но я всё ещё твой отец. Я всё равно пойду за любым парнем,

который разобьёт тебе сердце. Или ещё хуже.

Я пригубила ещё немного кофе, скрывая свою эмоциональную реакцию.

— Я знаю, папа.

Его улыбка была печальной, но искренней.

— Я люблю тебя, Вера Мэй. Нет ничего в этом мире, чего бы я ни сделал ради тебя.

Я шмыгнула носом и кивнула.

— Спасибо.

Он снова опустил взгляд на газету, быстро пряча слёзы, которые наполнили его глаза. Блин, все эти разговоры по душам превращали нас в кучку слабаков.

Мой телефон зажужжал, пришло сообщение. Я посмотрела на телефон и увидела, что на экране появилось имя Киллиана Джеймса Куинна. Я сменила его с Джеймса Кью, потому что никак не могла стереть образ мужчины средних лет в махровом халате, который дурачил меня, сидя в подвале дома своей мамочки.

Позвони мне, когда проснёшься.

Я покраснела, удивлённая этим романтическим посланием, даже после всего, что произошло прошлой ночью.

Шучу. Я даже не покраснела. И это сообщение не было романтичным. Это было больше похоже на команды, даже без слов "Пожалуйста" или "Спасибо".

Боже, этот мужчина…

— Большие планы на сегодня? — спросил папа, пока я решала, что делать с посланием Киллиана.

— Не совсем. Мне нужно оплатить кое-какие счета и отправиться на склад, провести инвентаризацию. Разобраться с рекламой на "Фейсбуке". Определиться с меню на следующую неделю. А потом вернуться к фургону и провести уборку, прежде чем всё выйдет из-под контроля. Настанет час, и мне понадобятся новые рабочие штаны. Мне всё также надо найти пекарню, с которой я смогу сработаться. Сегодня мне надо было бы заскочить в некоторые из них и оставить там свои визитки.

Он ошарашено уставился на меня, задержав чашку на полпути ко рту.

— Я думал, сегодня у тебя выходной.

— Так оно и есть. Вот почему у меня наконец-то есть время сделать всё то, что мне нужно было сделать уже несколько недель назад.

Он хмыкнул и снова обратил своё внимание на газету.

— Когда ты была маленькой девочкой, тебе просто не терпелось повзрослеть. Помнишь это?

Я сполоснула свою пустую чашку и поставила её в посудомоечную машину.

— Почему же ты меня не предупредил?

— Конечно, я мог бы это сделать. Но это испортило бы всё веселье.

— А кто тут веселится?

Он улыбнулся мне, и его улыбка широко растянулась на заросшем щетиной лице.

— Я.

Мне осталось только закатить глаза и убрать сливки. Поскольку на сегодня я, в самом деле, запланировала уйму дел, я поцеловала его в блестящую макушку и поспешила собираться.

Мои волосы были в безумном беспорядке после сна с мокрой головой, поэтому я распылила на них полбутылки лака и понадеялась на лучшее. Я надела тёмно-синий комбинезон с тонкими бретельками и ярко-оранжевым поясом, чтобы придать ему броский цвет. Комбинезон был кошмаром, когда дело доходило до похода в туалет, но в моём распоряжении была только пара недель настоящего лета, и воскресенье было одним из немногих дней, когда мне не нужно было одеваться на работу, даже если я буду работать весь день.