Ты думал, я не узнаю?..
Шрифт:
Но… деменция? Риск возникновения в ее возрасте крайне невысок. Мне предлагают обратиться к другим специалистам, чтобы отличить деменцию от другого заболевания, которое может быть не менее опасным и разрушительным. Проконсультироваться с неврологом, психиатром, проверить щитовидку, сделать МРТ головного мозга и так далее по длинному списку… Мне перечисляют методы диагностики, а я слышу: «Деньги, деньги, деньги…». Где мне взять средства, чтобы обеспечить уход? Я на мели после того, как пришлось брать больничный из-за Юлиной операции. Выпросила аванс, от которого за несколько дней ничего не осталось. И куда отправить маму после того, как
Как быть?..
Глава 39 Варя
— Напиши, как разместишься в самолете. И позвони, как приземлишься в Москве, — хлопая меня по плечу, напутствует папа сдержанным голосом. Из-под заботливых просьб робко выглядывает глубинная невысказанная, та, что звучит так: «Звони и пиши чаще, дочка. Не забывай меня. Никто больше не будет рад тебе так, как я».
Да… Больше никто.
Я очень стараюсь не шмыгать носом, хотя из ноздрей и глаз вот-вот польется. Не хочется расставаться на слезливой ноте.
— Напишу обязательно.
— Хорошо, — успокаивает он себя несколькими кивками.
Отчего-то в этот раз разлука бьет по нам с удвоенной, если не утроенной силой. Выворачивает наизнанку какую-то частицу души и наводит бардак, приносящий дискомфорт, как будто в сердце впилась заноза. Может быть по той причине, что мы много лет не проводили столько времени вместе, и я начала забывать, каково быть дочерью. Появились другие, глобальные роли. Жена, мама, осиротевший родитель… Когда как его роль в моей жизни оставалась неизменной.
Я раскрываю руки для объятий. Мы долго стоим, обнявшись.
— Я прилечу летом, — шепчу я.
— Прилетай в любое время, — чуть расслабленно отвечает папа.
К сожалению, погодные условия не позволили мне перейти к исполнению намеченной цели. Наступившая полярная ночь в совокупности с спрогнозированными неделю назад непрекращающимися снегопадами не оставили выбора. Но я не собираюсь отказываться от идеи, всего лишь откладываю ее на несколько месяцев. И тем самым даю себе срок — разобраться с делами в Москве, чтобы путешествие не имело ничего общего с бегством от проблем.
Не люблю ставить себя в жесткие рамки, однако в некоторых случаях без них не обойтись.
Объявляется посадка на мой рейс. Я прощаюсь с папой, сажусь в самолет и закрываю глаза, надеясь ненадолго раствориться во сне. Чудо, что мне это удается, несмотря на кричащего младенца на руках молодой девушки, расположившейся через несколько сидений справа от меня. Еще барахтаясь на кромке сна, я слышу ее неуверенные потуги успокоить дитя. Проснувшись, невольно улавливаю ворчание некоторых пассажиров, брюзжащих в адрес «растяпы-мамаши и орущего свертка». Должно быть, эти искренне гневающиеся люди плавают на мелководья горя, и им не приходилось заходить в него дальше, чем по щиколотки. Туда, где воды чернее и гуще смолы, штормовые волны и безбрежье, уходящее за горизонт, в какую сторону ни глянь. Поэтому их может вывести из себя обычный детский плач. Счастливцы.
Я дожидаюсь оттока основной массы пассажиров и начинаю собираться. Девушка с младенцем все никак не может отойти от своего места. То сумку уронит, отдавив
Я протискиваюсь к девушке и поднимаюсь с пола все, что она уронила. Погремушку, пустышку, полотенце, пахнущее детским шампунем.
— Спасибо больше! — ее щеки вспыхивают ярко-алым. — Извините за неудобства…
— Все в порядке. Вам чем-нибудь помочь? Может, что-нибудь подержать?
— Я… я не… — она усердно сдувает лезущую в глаз светлую прядку. — Мне неловко просить…
— А вы попросите, — улыбаюсь молодой маме.
Я беру некоторые ее вещи, и мы неспеша идем к трапу. В аэропорту их с малышом встречает молодой человек, и они так нежно друг с другом милуются на глазах у всех, что меня на секунду одолевает зависть. И такое горькое сожаление — об ушедшей молодости, смерти дочери и развалившемся браке — что к горлу подступает ком. А затем я его проглатываю и на долгом выдохе поднимаю уголки рта в улыбке.
Надеюсь, у этих ребят все сложится отлично. Надеюсь, я найду в себе силы, чтобы кто-нибудь когда-нибудь по-доброму позавидовал мне.
Дожидаясь такси, неторопливо смакую дешевый кофе и заедаю несильный голод хот-догом. Иду в уборную, чтобы тщательно вымыть руки и ополоснуть лицо теплой водой. Распрямившись над умывальником, я застываю, потому что впервые за долгое время вижу свое отражение. Не смотрю сквозь, а на себя. Только на себя. На отросшие корни волос, новые морщинки, и в целом поправившееся лицо. Словно не веря своим глазам, надавливаю пальцами на округлившиеся, поцелованные дыханием севера щеки. Обветрила…
Ну привет, новая я. Рада знакомству.
Нужно лечить кожу. Записаться в парикмахерскую. Привести в порядок ногти. Не выходить же на работу чучелом… Конечно, если есть, куда возвращаться. Из больницы за весь месяц не было ни звонка. Возможно, все закончится хорошо. Удивительно, что и я ни разу туда не позвонила. Первый за три года отпуск, лишенный изысков и фантастических приключений, тем не менее, выдался отличным. Я много спала, гуляла с отцом по лесу, научилась управлять громадиной под названием снегоход и под конец — жаль, что не получилось раньше — освоила фотокамеру. Оказывается, я не разучилась радоваться мелочам. Оказывается, я еще на это способна.
Правда, вера в себя и свои способности немного подкашивается, когда такси тормозит у подъезда многоэтажки, а в окнах квартиры горит свет.
Что дальше?
А дальше — занимательное зрелище в виде женской обуви за порогом квартиры. С моим появлением в стенах делается неестественно тихо — настолько, что мое дыхание эхом проносится по коридору, — хотя включенный свет и чужие полуботинки намекают на обратное. Я громко ставлю дорожную сумку на пол и, не разуваясь, иду вперед. Стараюсь ни о чем не думать, когда застаю Матвея в компании Маргариты… Сперва не узнаю ее. Мы очень давно не виделись, за исключением непредвиденной встречи с ее затылком у кондитерской и просмотром разоблачающего их связь видео. На лице Литвиновой — застывшая плаксивая гримаса, к носу прижат платок; в вытаращенных глазах сверкает такой непередаваемый шок, словно вероятность наткнуться на меня в моей собственной квартире равна нулю. Словно я проходимка, перепутавшая этаж, дом, улицу, город…