Ты и я
Шрифт:
— Можете потом погрызть зернышки кофе или полоскать рот Ополем, — успокоила она его.
Приятно и прохладно было ехать в ресторан в автомобиле.
Чарльз приказал накрыть столик на террасе. Тото только что пошла танцевать с ним, когда увидала Темпеста. Она смотрела мимо него, не будучи учтивой, — это было умно, но она ни за что не сумела бы объяснить, почему поступила так.
— А! — сказала Марта Темпесту. — Вот она снова бело-розовая юность! И на этот раз в объятиях загорелого юнца!
Она наблюдала за Тото и, увидев
— Да их двое! И оба joiis garcons! А где же красивый папаша?
Темпест объяснил ей, в чем дело, и она рассмеялась.
— Сказать вам, что я думаю? Мистер Гревилль из тех мужчин, — разновидность редкая и часто очень неприятная, — которые любят раз и всего раз в жизни и обязательно коверкают себе жизнь этой любовью. Запомните, что я вам скажу: он женится снова на этой женщине, на леди Торренс.
— О, это немыслимо! — отрезал Темпест и вдруг понял, что значил "неясный страх", о котором говорила Тото. Она не только подозревала возможность вторичного брака отца, она в глубине души, в области подсознания, уже оплакивала эту возможность.
Марта засмеялась снова.
— Немыслимое-то и случается, — то, чему один шанс на миллион. Этот человек не любил никакой другой женщины, он скитался без конца — почему? Потому что не мог забыть. А мужчины, которые не умеют забывать, прощают все, что угодно. И женщины их никогда не щадят. — Она нагнулась вперед, ее блестящие глаза оживились: — Mon ami, хотите биться об заклад? Десять против одного. Гревилль женится вторично на своей жене. По рукам?
— Хэлло! — воскликнул Бобби, обращаясь к Тото. — Вон Марта Клэр, за тем столиком.
— Вы уверены? — спросила Тото.
— Я с ней знаком, — ухмыльнулся Бобби.
— Ступайте, заговорите с ней, я подойду сейчас, — сказала Тото.
Улыбка исчезла с уст Бобби.
— Ни за что на свете, дитятко, — категорически объявил он.
— Я знакома с ее кавалером, — настаивала Тото. — Это Доминик Темпест. Имение его родных рядом с Канаханом.
Танцуя, они миновали столик Темпеста, и на этот раз Тото, не зная сама почему, посмотрела ему прямо в лицо, не улыбаясь; ей хотелось как-нибудь досадить ему, сорвать на нем сердито-щемящее настроение.
— Бело-розовая юность, кажется, дала вам отставку? — поддразнила Марта.
Темпест рассмеялся.
— Разве они проходили мимо?
Он поискал глазами гибкую черную фигурку Тото и нашел ее. Лениво подумал, что для семнадцати лет слишком много черного; но кожа у Тото была изумительная, белые бархатные гардении были не белее плеча, у которого они были приколоты на узкой тюлевой перемычке. Как прекрасно танцует Тото! Треверс, очевидно, по уши влюблен, да и другой юнец — значительно моложе — тоже.
Бархатный голосок Марты с легким оттенком лукавства мягко сказал:
— Не удивляюсь, что вы восхищаетесь.
Темпест вдруг почувствовал прилив дикого, непонятного раздражения, какое обычно
Он отозвался с приятной улыбкой:
— Треверс, по-видимому, очень влюблен.
— Только Треверс? — не унималась Марта, улыбаясь прищуренными глазами.
Темпест не поддержал этой темы. Предложил потанцевать, а после танцев ехать домой.
В автомобиле Марта внимательно всматривалась в его профиль и раздумывала. Темпест все это время был очень мил с ней, чрезвычайно щедр. Но ей уже надоел этот город, в котором нет ничего из преимуществ Довиля и очень мало, на ее взгляд, столичного. Кроме того, у нее было правило: никогда не расставаться с мужчиной недружелюбно. Она просунула свою руку в руку Темпеста и почувствовала, что он слегка дернул рукой — надавил ее кольцо. Раз наступил час, когда мужчина думает раньше об украшениях женщины, а потом — о ней самой, значит, настал час, решила Марта, и для расставания — для милого, полного дружеских сожалений расставания. Когда автомобиль остановился у ворот ее виллы, она сказала:
— Друг мой, я очень устала. Иначе, конечно, я предложила бы вам зайти выкурить сигару. Чудесный вечер. Тысячу раз благодарю. Покойной ночи.
Миг один — и она исчезла с мягким шорохом пахучих тканей; затихли легкие шаги.
Темпест постоял нерешительно подле автомобиля, затем сел и, повинуясь неожиданному импульсу, приказал шоферу вернуться обратно в ресторан.
Столик, за которым сидела Тото, был не занят: она уехала домой.
Темпест поймал себя, на том, что он разочарован, как мальчуган, и мысленно одернул себя.
Отпустив автомобиль, он прошел пешком те полторы мили, что отделяли его от отеля, и нашел у себя на столе кучу писем и пакетов, доставленных из посольства, за которые он тотчас и принялся.
Было четыре часа утра, когда он поднялся, потянулся и собрался укладываться, но передумал и отправился купаться, натянув старую фланелевую пару на свой купальный костюм модного американского образца: синие саржевые трусики с тонкой белой блузой.
Подплывая к доске, с которой бросаются в воду, он увидел, что на нее взбирается по лестнице девушка.
Он поднял глаза, и Тото рассмеялась прямо ему в лицо.
— Вы! — воскликнул он.
— Вы! — засмеялась Тото. — И волосы прилизаны. — Ее волосы вились по-прежнему, золотым веночком выбиваясь из-под шелкового платочка, которым была повязана ее голова.
Они сидели на доске в серебряном сиянии утра: море лежало перед ними, как большой изумруд, оправленный в алмазы; веял мягкий прохладный ветерок.
Темпест как-то вдруг перестал считать Тото "будущей" ослепительной красавицей. Он смотрел на нежные линии ее тела, на сияющее юное личико и думал, что ничего прекраснее, милее он в жизни не видывал.