Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Не попути, — словно сговорившись, утверждали они, брезгливо косясь на пса.
С Бродягой на руках, усталая и голодная Евдокия вернулась в мотель и с ужасом узнала, что последний свободный номер был сдан семейной паре буквально минуту назад.
— Из-под самого носа перехватили, — огорчилась она и горестно спросила у дежурного: — И что же мне теперь делать?
Тот, пожимая плечами, ответил:
— Попытайтесь найти место в ближайшем мотеле, но предупреждаю, это далеко.
Заметив на лице Евдокии
— Еще могу предложить вам переночевать в вашей машине на нашей автостоянке. Автостоянка хорошо охраняется.
— В том-то и дело, — вздохнула она, — что у меня нет здесь машины.
— Но я же видел, как вы ставили автомобиль на нашу автостоянку.
— Ставила, но не свой. Я всего лишь довезла до вашего мотеля отравленного мясом человека.
— Тогда не знаю, чем вам помочь, — развел руками дежурный, — ближайший населенный пункт в сорока километрах, там вы могли бы…
Закончить фразу он не успел — его оборвал телефонный звонок. Дежурный поспешно схватил трубку и тут же передал ее Евдокии.
— Кажется, это вас, — сказал он не очень уверенно. — Вас Дуня зовут?
— Да, а кто меня спрашивает? — удивилась она.
— Тот, отравленный мясом, которого вы привезли.
— Кириллов?
— Совершенно верно, Кириллов.
Евдокия схватилась за голову:
— Господи, я про него забыла! Так он здесь? Как он себя чувствует?
— Значительно лучше, — ответил дежурный. — У него легкое отравление.
— Ничего себе легкое! Он сознание потерял!
— Доктор сделал ему укол и посоветовал остаться в мотеле. Кириллов возражал, а когда выяснилось, что продолжать путешествие он не может, то взял номер люкс. Кстати, он просит вас подняться к нему. Кажется, вы забыли вернуть ключи от его машины.
— Точно! — вспомнила Евдокия. — Его ключи у меня! Мама моя дорогая, просто чудо, что я вернулась! — ужаснулась она.
Кириллов лежал в кровати. Он выглядел лучше, но был бледен и очень сердит.
— Куда вы пропали? — воскликнул он, едва Евдокия шагнула к нему на порог.
— Я пыталась на попутке в Нузу уехать, — честно призналась она.
— С моими ключами? — поразился Кириллов.
— Да, простите, я как-то забыла, но я бы вернулась, клянусь вам, я честный, порядочный человек…
— Порядочный? Вы бросили здесь, меня, одного! Больного! Беспомощного! Улепетнули с моими ключами! А про пса своего не забыли! И она еще разглагольствовала о любви!
Евдокия, сгорая от стыда, лепетала:
— Простите, я слишком рассеянная, я случайно, это все от того, что я очень спешу…
И вдруг она вспомнила, что оставила в автомобиле свои покупки: брючки, платья, табуретку! Много чего!
От чувства вины не осталось следа.
— Не кричите на меня, — рявкнула Евдокия, — в вашей машине мое барахло! Все, что я в
— И что из этого следует? — опешил Кириллов.
— А то, что я не воровка.
— Ха! Мадам не воровка! — взорвался он. — Что мне с того? Она прихватила ключи от машины и оставила детские штанишки цвета поноса да пару колхозных платье! И табуретку! Я может быть вас удивлю, но на табуретке не уедешь в Нузу, а я должен быть там еще до ночи, иначе беда!
— И у меня беда! — воскликнула Евдокия.
— У меня беда значительно больше! — рявкнул Кириллов.
— А у меня бедее вашей беда!
Он зло рассмеялся:
— Знаю я эту беду. Ваша беда случилась тогда, когда ваша мамаша отказалась делать аборт!
— Мамаша моя давно умерла!
— Не удивительно, я тоже скоро умру! Так будет со всяким, кто свяжется с вами!
Евдокия заплакала — Бродяга завыл — Кириллов смутился.
— Простите, — смущенно промямлил он, — день с утра не заладился, но вы-то не виноваты, а я, негодяй, срываю на вас свое зло. Вы добрая, хоть и смешная.
— А вы не негодяй, — сквозь слезы пискнула Евдокия, — я тоже немного здесь виновата, а не заладился день и у меня.
— Не заладился — слово не то, — с чувством воскликнул Кириллов, — день просто пропал. Сначала мне нервы мотала чокнутая секретарша, адрес не хотела давать. Потом чертова жена за нос водила…
— Ваша жена?
Он презрительно фыркнул:
— Чужая, откуда у меня возьмется жена. Чужая жена меня за нос водила, не могла сразу правду сказать. Потом сумасшедшая баба толкалась в дверях, потом — снова жена… Если бы она сразу все толком сказала… А теперь я опоздал! И непременно будет беда!
— О-о, как я вас понимаю! — согласилась с ним Евдокия, вытирая глаза. — У меня все примерно то же: сначала муж меня донимал…
— Чей муж?
— Разумеется мой, чужому бы я не позволила. Слушайте дальше: муж только за дверь, а тут и какой-то придурок звонит и давай мне пудрить мозги. Из-за него я в одной комбинашке на улицу выскочила, а тут новый урод в подъезд меня не пускает, держит в двери. Насилу отбилась. Бегу домой, еще один сумасшедший встает на моем пути. Времени отнял немеряно, и конечно я опоздала! И теперь будет беда! У Ленечки моего будет беда! Беда! Беда!
— Какая беда? — меняясь в лице, воскликнул Кириллов.
— Если бы я только знала! — схватилась за голову Евдокия. — Думаю, страшная! Не сказал же придурок! Заладил: беда да беда, а что за беда — неизвестно.
Кириллов прозрел:
— Поздравляю вас! Придурок тот — я!
— О чем вы? — опешила Евдокия.
— Это я вам сегодня утром звонил. Точнее не вам, вашему мужу.
— Это вы мне звонили? — поразилась она и, ехидно поджав свои пухлые губы, заключила: — Значит чертова жена — это я!