Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Шрифт:
— Вы живой! Значит, живая и я! Я существую, я не ваше воображение!
Он покачал головой:
— Хватайте меня хоть за все места, — бесполезно. Так мы ничего не узнаем. Поверьте мне на слово, вы плод моего воображения, о чем я очень жалею.
— Жалеете? Почему?
— Уж больно хороший плод. Девушка, вы мне нравитесь. Я о вас думаю.
— Честно?
— И честно, и часто. Утром проснусь, а ваш образ перед глазами стоит, ваш тоненький хрупенький силуэт, с прелестным массивом груди. Вы на одуванчик похожи. Жаль, ни разу не видел
— Влюбляетесь?! Вам же нельзя! Вы же погибнете! — пугаясь, воскликнула Евдокия и осеклась.
«Так вот где я слышала про этот дурацкий шар, который поднимается от живота», — подумала она и вдруг прозрела:
— Нет! Вы не снитесь мне! Вы живой!
Схватив молодого человека за руку, она потащила его к гостинице. Он упирался:
— Куда вы? Куда?
Но шел.
Вытащив его под луч фонаря, Евдокия отпрянула:
— Кириллов?! Ты?! Так я и знала!
Он тоже отпрянул и с теми ж словами:
— Дуняша, ты? Так я и знал!
— Что ты знал? — разозлилась она. — Вторые сутки трешься возле меня, и приметы все налицо: грудь, собака, а черта с два! Ты меня не узнал! Одуванчик-одуванчик! — передразнила она его.
Кириллов оправдывался:
— Дуняша, я подозревал, твоя собака все время кого-то мне напоминала…
— Скажи еще, что меня!
Он обрадовался:
— Правильно, Дуня, тебя! Прости, что путано говорю, но я чувствовал ваше присутствие: ты, Бродяга… Вы были везде. Но почему-то в одно не связалось: твой образ, Дуняша, и образ той необычной девушки, что приходила ко мне в моем сне — эти два образа не сошлись.
Евдокия съязвила:
— Правильно, мы же днем прилично одеты, а ночью — в ночнушке, в пижаме…
Кириллов ее перебил:
— Сейчас и ты в костюме, и я, но друг друга сразу узнали. Нет, дело не в том, что мы ночью встречались, и не в том, что в ночнушке, в пижаме, и не в плохом освещении дело. Дело в другом.
— В чем?
Он, беспомощно разводя руками, ответил:
— Я не знаю.
— Ой!
Евдокия вздрогнула, растерянно огляделась и, схватившись за голову, ужаснулась:
— Господи! До этого ль нам!
Он согласился:
— Да, нам не до этого. Нам Лагутина надо искать.
— Да при чем здесь Лагутин? — воскликнула Евдокия. — О какой ерунде мы сейчас говорим! — изменяясь в лице и бледнея, закричала она.
— А о чем мы должны говорить? — удивился Кириллов и следом за ней побледнел. — Точно! Мы о другом должны говорить!
Она строго спросила:
— Сережа, раз ты настоящий, живой и при этом мужчина из сна, значит ты никогда не врешь?
— Да, я тебе так говорил и могу подтвердить: я не вру. Никогда.
Евдокия всплеснула руками:
— Совсем как мой Боб!
— Он тоже не врет?
— Да, но я о другом. Ты клялся, что знаешь, кто настоящий маньяк.
— Не помню, чтоб клялся, но знаю.
— Тогда скажи мне, Сережа,
Кириллов категорически не согласился:
— Я за тобой не слежу. Наши встречи случайны.
— И это вся твоя правда? — удивилась она.
— Не вся, зато чистая правда, — заверил Сергей и начал ее уговаривать: — Дуняша, подумай сама, если бы я за тобой следил, то узнал бы тебя и ночью и днем. А я даже не знал, что твой муж и Лагутин одно лицо. Я имени твоего даже не знал.
Евдокия, подбоченясь, спросила:
— Признавайся, зачем тебе мой Лагутин?
Кириллов поежился и сказал:
— Он мой врач.
— И при этом ты точно знаешь кто настоящий маньяк.
— Точно знаю.
— Быстро в номер! — скомандовала она. — Нам надо поговорить!
— Тебе со мной в номер нельзя, это опасно, — признался Кириллов.
Евдокие стало смешно:
— Ха-ха, хочешь сказать — ты маньяк? Ну так знай, мы толчемся бок о бок вторые сутки, оба маньяки и оба живы. Пойдем разбираться, пока прошу по-хорошему, а то сейчас завизжу.
Под такой угрозой Кириллов нехотя, но пошел. Евдокия с Бродягой шагали сзади конвоем. Едва вошли в номер, она приказала:
— Рассказывай! Только не вздумай опять меня убеждать, что ты маньяк. Все равно не поверю. Ты нарочно будешь так говорить, чтобы я себя не убивала. Так вот, знай, приговор мне вынесен страшной болезнью и обсуждению не подлежит.
— Настоящая чушь! — взорвался Кириллов. — Ты хотела знать правду, так знай: да, я маньяк! Зачем, по-твоему, мне нужен Лагутин?
— Он твой врач.
— Да, но почему он мне срочно нужен?
— Почему?
— Потому, что все уже мне говорило о приближении нового приступа. Я боялся того, что начну убивать. Твой муж все чаще и чаще снимал мои приступы, а на этот раз я не успел. Он уехал, а болезнь моя обострилась. Поэтому здесь, в Нузе, совершилась беда, погибла очередная жертва.
Потрясенная Евдокия воскликнула:
— Так Леня все знает?!
Кириллов вздохнул:
— Увы, да, Лагутин все знает. Он давно меня лечит, ему интересна моя болезнь, он хочет ее победить, но это не просто. Время от времени болезнь обостряется и, если я не успеваю обратиться к нему, то — беда.
Евдокия под напором эмоций сказать ничего не могла, лишь, открыв рот, беспомощно воздух хватала, Кириллов же с жаром заговорил:
— Теперь ты понимаешь, как необходимо мне срочно найти Лагутина. Если не остановить этих приступов, я такого здесь натворю. Даже тебя я могу убить, потому что делаю это во сне. И даже не я это делаю, а тот, второй человек, который подло засел во мне. Им я не владею!
Когда Евдокия окончательно осознала, что убийца не Боб и не она, с ее души упал страшный камень. Жажда жизни к ней сразу вернулась, вернулось и сострадание. Не до конца еще выйдя из шкуры убийцы, Евдокия прониклась к Кириллову жалостью и закричала: