Ты меня бесишь
Шрифт:
Но это может только усложнить её положение…
Скирт же, с озабоченным лицом, выходит из машины и начинает поглаживать багажник.
— Баю-баюшки-баю, не вставай с постельки тёплой ночью тёмной, не давай тебя поймать желтоглазому зверю…
— Выпусти меня, пока я сам не… — но в глазах вновь плывёт.
Собственная сила, пусть и окутывает тело Ральселя защитным щитом, подстраховывая от физического воздействия, всё ещё не может отразить энергию Скирта, как и справиться с «вареньем».
— Твою
А Мак возвращается.
— Что вы тут? Едем?
— Можешь посидеть на багажнике? — интересуется Скирт, вцепляясь в Мака.
— Эм, а когда поедем обратно? — Мак взбирается на багажник, чувствуя, как с той стороны его всё ещё будто царапают. Но всё слабее и слабее.
Соня высовывается из машины:
— Я тебя придушу прямо здесь!
— Меня? — не понимает Мак.
— А кого? Садись в машину. Что ты этого наркомана слушаешь?
— Ой, ну да, — спешит он к ней. — Прости.
Соня сдерживается, чтобы не ударить его.
— Ну что с твоей головой, нужно думать, о чём тебя просят, прежде чем соглашаться!
— Да мало ли, вдруг это было нужно? Я ведь не знаю, кто там и почему. И меня учили, если на то пошло, выполнять просьбы сразу, или сначала выполнять, а потом уже рисковать спрашивать!
— Я слышала об этом! Но ты больше не со своим отчимом, ты понимаешь?
Соня отодвигается к окну, Скирт трогается с места.
Мак нерешительно касается её плеча.
— Успокойся, пожалуйста… Лучше подумай, — улыбается, — чем мне тебе отплатить теперь?
Соня качает головой.
— Я спросила, ты понимаешь?
— Н-нет… Что?
— Ты осознаёшь, что здесь нет твоего отчима, и что он пагубно повлиял на тебя и портит тебе светлое будущее?
Мак молчит. Смотрит себе под ноги. Бледнеет.
— Не знаю. Не важно, Сонь. Обычно я просто стараюсь не думать про него, если честно.
Она вздыхает и тянет к нему бледную руку, чтобы запустить в жёсткие волосы.
— Теперь тебе и вправду нужно сходить в душ. А веду я к тому, что… Мак, я никто тебе, и не имею права давать советы, но ты должен думать о том, что с тобой было. И много. А не уходить от этого. Иначе ничего никогда не изменится.
Он смотрит на неё как-то затравленно и в конце концов согласно кивает. И прикрывает веки, наслаждаясь её прикосновениями.
— Приятно так…
— Ты бы сел туда, и упал, и Скирт, возможно, не остановился бы, а потом ещё и дал заднюю и переехал тебя, ты понимаешь? Ты полез туда, и едва не испортил всё. Я что, зря рисковала?
Мак выглядит ошарашенным.
— Я не думал даже, что он собирается ехать вот так!
— Может и нет, но он не нормальный!
Скирт только сейчас возражает:
— Может я просто лучше понимаю мир, в котором мы находимся?
— Ты просто… — игнорирует
— Хорошо… — и тут же возражает: — Ты ехала со мной не из-за этого! Отец бросил меня! Даже не предупредил.
Соня целует Мака в щеку.
— Ты не щенок и не котенок, чтобы от тебя можно было избавиться таким способом. Я уверена, что дело не в этом, слышишь? Отец принял тебя, оплатил учебу в хорошем месте, позволил привести в дом подружку. И после этого выкинул? Не смеши меня. Тем более, что это уголовное преступление.
Хорошо, всё же решает она, что он не подумал о худшем.
— Преступление? Но мне не пять лет, чтобы это было преступлением, — тянет Мак с сомнением, и с благодарностью смотрит на Соню. — Да и, если не бросил, что тогда?
— Но ты же несовершеннолетний! Да?
Мак вздыхает.
— А, ну, если так… Но не забыл же он обо мне, — улыбается неуверенно, и только теперь замечает: — Куда мы едем? Мы правильно едем, Скирт?
— Спроси у навигатора.
Но в нём вместо карты красный фон, на котором порхают розовые блестящие бабочки.
— Ты это тоже видишь? — вцепляется в Мака Соня.
— Да… Вобьём адрес сами? Телефон ведь есть нормальный?
— Ладно.
Соня включает свой телефон, игнорирует пропущенные звонки и вбивает адрес.
Ну и поездочка выходит.
#28.Приёмный фей
Джонни ставит у окна деревянный ящик и взбирается на него, чтобы лучше видеть дорогу внизу.
Дом старый, как и район, в котором находится. Деревья у тротуара голые и полузасохшие. Отсюда заметна подворотня и пара мусорных баков.
На Джонни серая футболка с закатанными рукавами. Она велика ему и вечно сползает на плечо. Руки его тонкие и светлые, будто прозрачные и подсвеченные розовой кровью, в ссадинах. Ему не нравится ни цвет, ни ранки…
Ему нравится загар, но солнце обычно лишь жалит и оставляет на пару недель несколько рыжих и ярких веснушек на вздёрнутом аккуратном носу и щеках.
Глаза миндалевидные, с длинными чёрными ресницами, смотрят на улицу с подозрением и ожиданием. Но, почему то, в них всё отражается вверх тормашками и тонет в цвете и блеске растресканного янтаря.
Джонни слезает с ящика и садится на него, упирает локти в острые коленки, а подбородок в ладони, и нетерпеливо вздыхает.
А с потолка, на копну его карамельных волос, опускается пыль.