Ты моя одержимость
Шрифт:
– Генерал сказал, что твой отец мертв.
– Вранье.
– Он сказал, что лично его убил.
– Значит, не добил.
– Откуда ты знаешь?
Это внутри. Тугая пружина. Зажим. Пока тварь жива, я дышать спокойно не могу. Если бы мразота сдохла, я бы ощутил. В такой схеме ничего и никогда не сбоит. Здесь мои чувства кристально чисты. Никаких отвлекающих факторов.
Это судьба. Я должен уничтожить своего отца.
– Давай есть блины.
Я усаживаю ее за стол. Подвигаю тарелку ближе. Достаю разные штуковины для начинки. Мед. Джемы. Сметану. Сахар.
–
Я присаживаюсь рядом. Склоняюсь и утыкаюсь лбом в ее лоб. Обнимаю за талию. Плюю на запреты и перетягиваю девчонку к себе на колени. Отлично, так гораздо лучше.
– Ты можешь заводить любые темы и задавать самые разные вопросы, - говорю.
– Тебе вообще разрешается абсолютно все. Пользуйся этим.
– Хочешь?
Глава 25
Она протягивает мне блин, который только что наполнила медом и свернула в рулет. В зеленых глазах полыхают задорные искры. Девчонка. Юная совсем. Непосредственная. Неиспорченная. Чистота в каждом ее порыве. В каждом движении. Во взгляде. В линии губ. Во всех без исключения чертах.
– Хочу, - усмехаюсь.
– Но ты первая.
Накрываю ее пальцы своими, перемещаю их вместе с блином к ее рту.
Ведьма. Реально. Она даже ест чертовски сексуально. Наблюдаю и жадно ловлю жест за жестом. Оторваться невозможно. Как мягко двигаются точеные челюсти, как нежный язык скользит по губам, слизывая капли меда. От этого зрелища член встает колом.
– Ты хочешь совсем других вещей, - тянет девчонка, лукаво стреляет глазами и облизывает пальцы.
– Я же чувствую.
Выгибается будто случайно. Проходится попой по моему стволу. Скользит точно не осознает, как именно действует.
Сучка. Моя маленькая. Вкусная. Сладкая. Я тебя сегодня затрахаю. Медленно. Размеренно. Осторожно. Но так, что будешь помнить до конца дней.
– А как рядом с тобой не хотеть?
– едва сдерживаю звериный рык.
Она смеется. Искрится вся. Играет. Эмоции бьют через край. Живые. Пьянящие. Настолько сильные, что напрочь сносят башню.
Я как под кайфом. Нет. Круче. Острее. Тут действие похлеще, чем у запрещенных препаратов. По щелчку выносит. Мозг вырубает.
Как с ней бороться? Только сдаваться. Девчонка одним взглядом хребет ломает и на колени ставит. А сама своих чар не замечает. Забавный расклад.
– Фрукты, - бормочет она.
– Нужно взять фрукты.
Резко соскальзывает, бросается к холодильнику, шарит по ящикам. А я наблюдаю, прищурившись. Достаточно одного броска. Сорвать халат, под которым прячется желанное тело. Сжать. Смять. Всю волю прикладываю, чтобы сдержаться.
Дикие мысли дурманят разум. Нутро за добычей тянется. Жаждет.
Я уже ощущаю, как наливается ее грудь под моими ладонями, как таранят кожу торчащие соски. А потом стоны льются из горла. Будоражат. Доводят до безумия. Жар прошибает изнутри. Нас двоих. Пробивает разрядами. Жестко. Мощно. Током проходится. И не разобрать, кто игру ведет, кто кого нагибает.
– Тебе что нравится?
– спрашивает девчонка.
– Бананы? Голубика? Я клубнику хочу. Но у нас кажется есть абсолютно все. Манго. Ананас. А некоторые
Показывает мне какую-то неведомую хреновину. Разглядывает ее, поморщившись. Смотрит с явным недоумением.
– Оно хоть не ядовитое?
– хмыкает.
– Выглядит угрожающе.
– А черт его знает, - отмахиваюсь.
– Выбрось, если тебе не нравится.
– Зачем переводить продукты? Тимур, так нельзя. Я вообще смотрю, что мы очень много еды не используем, столько всего испортится, - вздыхает.
– В Европе есть фудшеринг. У нас я тоже слышала про несколько точек в центре. Ну это когда продукты с истекающим сроком годности раздают нуждающимся, делятся излишками еды.
– Я знаю, что это.
– Хорошо, - кивает.
– Ты не против, если я займусь?
– Тебе решать, - усмехаюсь.
– Ты здесь хозяйка. На кухне. В доме. Во дворе. Как считаешь нужным, так и поступай. Можешь хоть ремонт устроить и мебель обновить.
– Но тут все новое.
Выглядит пораженной. И грудь у нее тяжело вздымается. Часто-часто. Рвано. Если бы я мог раньше до нее дотронуться, то сразу бы просек беременность. А так еще сомневался. Наблюдал и гадал как последний кретин. Реально увеличилась или я умом тронулся?
Щеки розовеют. Чего это? А черт, она чувствует, как я ее взглядом жру, вот и смущается, даже на шаг назад отступает. Надо ее отучать. А нет, не надо, она во всем идеальная.
– Делай на свой вкус, - говорю.
– Непривычно.
– Что?
– Быть хозяйкой.
Плечами ведет. Нервно. Как-то лихорадочно. Явно напрягается. Но с чего бы вдруг? Хотя да, между нами не все точки поставлены. Только дьявол раздери, я же ее от себя никогда не отпущу. Она это отлично понимает.
– Ты моя жена. Вся собственность принадлежит тебе. У нас равные права. Пусть брачный контракт мы не заключали, завещание я составил. Если врежу дуба, все достанется тебе и нашему ребенку.
Вы мои прямые наследники. Других нет.
– Тимур, - хмурится.
– Зачем завещание?
– На судьбу надейся, а нож для врага затачивай.
Бледнеет. В секунду. Кровь от лица отходит. Моментально. Губы распахиваются. Дрожат. Подбородок ходуном ходит. Ни звука не выдает. Вопит молча.
– Ты чего?
Приближаюсь к ней, а она отшатывается. Головой мотает. Руки заламывает. Сглатывает так, что моему горлу становится больно. От трепета сотрясается.
– Эта фраза, - шепчет девчонка.
– Понимаешь, с нее все началось. Ты сказал ее тогда, а я не сразу, но вспомнила нашу первую встречу. Ту ночь в клубе. Ту ночь, когда меня...
– Я понял.
– Прости.
– Ты прости.
Обнимаю ее, притягиваю к груди. Согреваю. Хочу все свое тепло передать, изгнать холод навечно. Хочу демонов вытравить, отправить обратно в пекло. Хочу ужас отобрать, дать надежду.
– Я часто говорил эту фразу, - продолжаю.
– Странно, что именно она заставила тебя вдруг вернуться в прошлое. Нечто вроде поговорки. Кажется, я сам ее придумал, еще в детстве, а многие подхватили. Романо понравилось. Моим приятелям.
– Ты произнес эти слова, когда общался со мной возле бара.