Ты обещала не убегать
Шрифт:
Лерой
Бестолковая ночь! Неужели адвокат не понимает: там, где замешан Ермолай, правда роли не играет. Я никого не убивал! Да, оружие достал! Да, стрелял! Но не в Шефера! В воздух, чтобы спугнуть бешеного бультерьера старика, натравленного по мою душу. Вот только никто меня не слушает. А если немец загнется — посадят.
Стараниями Колиного адвоката быстро выхожу из участка. Пока под подписку. Хрен с ним. Все равно никуда не собирался. Сейчас
Сообщение от Горского приносит облегчение и новую порцию боли. Ксюша жива. С ней все хорошо. Она была с Черниговским. Всю чертову ночь.
С ним.
Не со мной.
Она всегда выбирает его, а я бессилен это изменить. От этой мысли внутренности скручиваются в тугой узел и хочется орать.
Адвокат что-то говорит, но я не слышу. Мобильник и дальше трепыхается в руках, оповещая о новых сообщениях и звонках, но мне не до него.
Ощущаю себя тряпкой. Безвольной, зависимой марионеткой в ее нежных руках. Это уже не я. Меня больше нет. Сильный, независимый, внушающий ужас и страх Лерой исчез. Она — моя слабость. Мой любимый ядовитый коктейль.
Из машины адвоката иду прямиком домой. С ним даже не прощаюсь. Пусть списывает на шок. Наплевать.
Внутри — погром. Горы битой посуды и разрушенной мебели. Года три назад подобное учудил в моем доме Горский. Не беда. Опыт есть.
Десять минут и несколько огромных мешков с хламом стоят во дворе. Всё. Следов моего безумия больше нет. Жаль, что нельзя сделать тоже самое с памятью. Я хочу ее забыть! Сейчас, как никогда прежде.
Но в голову упорно лезет ее образ и разрывает меня на части.
Тонкая, отзывчивая, нежная. Пальцы горят огнем, стоит только вспомнить, как касался ее совсем недавно.
Вторая пачка сигарет. Но и она мимо. Любовь к ней— чертово болото, забирающее последние силы. И сколько не дергайся — итог один… Она выбирает не меня.
— В броне неприступного Амирова появилась брешь? — звучит в голове голос Шефера за пару мгновений до выстрела. Не моего. Второго.
И тут же голову пронзает чудовищная догадка: все было подстроено.
Ермолаев знал, что я приду. Знал, что буду искать Ксюшу и выйду на Шефера. Знал, что найду Маркуса у него. Знал, что выстрелю в бешеную псину, несмотря на кучу камер, нацеленных на меня. Старик все просчитал заранее. И следующий его шаг — шантаж.
Хватаю телефон и пишу сообщение Горскому:
" Пусть срочно подписывает бумаги. Ермолаев будет требовать их взамен на мою свободу".
Я не могу позволить Ксюше отказаться от всего ради меня. Мне не нужны ее жертвы. Только она сама.
Ответ приходит моментально:
" Уже."
Выдыхаю.
Снова вибрация:
" Через двадцать минут у тебя."
Хочу ответить, что не в состоянии принимать гостей, но не успеваю. Звонок. Вот только у ворот не Горский, а его дочь.
Смотрю на маленький экран домофона и не могу оторваться. Она здесь. Провожу пальцем по
Открываю дверь, но ждать в доме не хватает терпения, потому срываюсь в морозное утро в чем был.
— Что ты здесь делаешь? — стараюсь не встречаться с ней взглядом.
— Ты не отвечал на звонки, — нежный голос ласковой песней разносится по телу.
— Я спал, — вру. Ей не к чему знать о моих срывах и приключениях.
Смелая. Чувствую, что волнуется, но подходит ближе. И ближе. Смотрит на меня. Не вижу, но ощущаю теплоту ее взгляда.
— Тебе лучше вернуться домой, — почти с силой выдавливаю из себя.
— Нет, — робко шепчет в ответ. — Я не уеду.
`
И от этого ее шепота крыша вновь начинает ехать. Откуда у этой девчонки такая власть надо мной? От этого страшно. За нее страшно. Она — мое слабое звено, самое уязвимое место. Захотят уничтожить меня — начнут с нее. Мне, как и Горскому, непозволительно иметь слабости.
— Посмотри на меня, Лерой, — прерывает мои мысли и подходит ближе.
— Посмотри, — еще шаг и теплым дыханием касается моей щеки. Внутри агония, но виду подать не имею права. А потому, собрав все силы воедино, смотрю на нее. В упор. Глаза в глаза. Я не дрогну.
— Лерой, — стягивает с хрупких пальчиков перчатки и обжигает касанием кожу моих рук. А потом добивает:
— Прости, если сможешь! Я так виновата перед тобой!
И это предел. Внутри все взрывается от желания обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Вот только прошлым вечером она ясно дала понять, что все еще любит другого и мои объятия ей ни к чему.
— Пойдем в дом, Ксюша, — рычу и резко направляюсь в сторону крыльца. Мысль, что эту ночь она провела с ним, отрезвляет моментально. Правда ненадолго.
Только в гостиной понимаю, как замерз. Руки ледяные, горло саднит. Оборачиваюсь и смотрю на нее. В нелепой толстовке с каким-то мультяшным героем и обычных джинсах она кажется совсем юной и совершенно невинной. Такой я люблю ее больше всего. Волосы распущены и забавно завиваются на самых кончиках. Ни грамма косметики. Ни капли притворства. Именно такой я увидел ее тем летом в аэропорту и такой хочу сохранить в своем сердце.
— Я сегодня улетаю домой, — поднимает на меня взгляд, полный сожаления, — но не хочу уезжать вот так.
— Как?
— С мыслью, что обидела тебя. Если бы не я…
— Не начинай, — осекаю её. Вот только жалости мне не хватает. — Одна или с ним?
— С кем? — недоуменно смотрит на меня, а я пытаюсь разглядеть в ее глазах следы лжи, но не вижу. — Если ты думаешь, что сбежав от тебя, я бросилась в объятия Черниговского, то ты ошибаешься!
— А разве не с ним ты уехала?
— С ним. Но это было недоразумение, — хочется закричать, что вся ее любовь с этим придурком одно сплошное недоразумение, но разве она меня услышит… — Он хотел извиниться. И только.