Ты обещала не убегать
Шрифт:
— Извиниться? — держу себя в руках, но чувствую, что уже на грани. — И ты простила?
— А разве такое можно простить, Лерой? — смотрит на меня своими огромными и наивными глазами, как будто от моего ответа зависит ее жизнь. Хочу сказать " нет", "нельзя", но понимаю, что ей бы простил все. Абсолютно. А потому просто отворачиваюсь и иду в сторону кухни.
— Чай будешь?
— Нет, Лерой, не буду. Пожалуйста, поговори со мной! — доносится в спину и я каменею.
Разворачиваюсь и в два шага подхожу к Ксюше
В ее уставших глазах блестят слезы, а мне так хочется, чтобы они искрились радостью, как в те редкие моменты, в Париже, когда на горизонте не было Тимура, когда у нас еще все могло получиться.
— Ты любишь его? — задаю вопрос в лоб, заведомо зная ответ.
— Я запуталась, — дрожащим голосом отвечает Ксюша. — Лерой, это не любовь, понимаешь? Это болезнь, наваждение, проклятие. Но не любовь! Я смотрю на него и понимаю, что он монстр, чудовище. Что он снова уничтожит меня, потому что иначе просто не умеет жить. Он способен только разрушать… Я не хочу такой любви, Лерой. Не хочу.
Несмело придвигается ближе и упирается носом в мое плечо. Поднимаю руку, но не решаюсь обнять. Лишь едва касаюсь ее шелковистых волос, пытаясь запомнить их мягкость кончиками пальцев. Я предчувствую, что она скажет дальше.
— Но еще больше я не хочу врать тебе. Я слишком сильно тебя люблю. Вот только это не та любовь.
— Знаю, Ксюша.
Я давно все знаю, просто наивно тешил себя надеждой однажды все изменить. Не удалось.
— Ты всегда выбираешь его. А я глупый наивно верил, что не повторю судьбу Реми.
— Причем тут Реми?
— Глупышка! — наплевав на выстроенные мной самим границы, прижимаю ее к себе. Сильно. В последний раз. — Не переживай, моя девочка! Я тоже найду свою Жюли. Когда-нибудь. Обещаю.
Несколько минут мы стоим неподвижно, с силой и отчаянием прислоняясь друг к другу все теснее. Мы оба понимаем, что это в последний раз.
Мгновения нашей близости разрушает звонок домофона. Время истекло. Впереди у каждого из нас свой путь.
28. На крючке
К тому моменту, когда отец зашел в дом, мы с Лероем перестали сжимать друг друга в объятиях, но продолжали стоять рядом. Как нашкодившие котята, мы смотрели на ледяное выражение лица Горского, предвкушая его решение.
— Значит так, Лерой, — отец не заставил себя долго ждать, — организуй Ксюхе кофейка, чтоб не уснула, а мне что-нибудь покрепче.
Горский уверенным шагом промчал мимо нас и, минуя гостиную, направился в сторону кухни. Но у порога замер:
— Тьфу ты, Ксюша! — выругался отец и бросил на меня тяжелый взгляд. — Лерой стол смени! И это не просьба!
Горский резко развернулся, зашел обратно и уселся на диван, а я улыбнулась,
— Давайте, кофе сделаю я. И тебе, пап, тоже. А вы пока поговорите, — мне хотелось укрыться от пронзительного и осуждающего взгляда отца.
Мужчины кивнули и сразу перешли к делу.
— Лерой, — крикнула с кухни спустя пару минут, — а где вся посуда?
— Черт, — послышалось мне в ответ, — Я тут побуянил немного. Похоже мы с вами без кофе.
Заглянув в гостиную, заметила, как на сей раз смутился Лерой.
— Ладно, переживем, — заявил Горский. — Пошли-ка прогуляемся, Валер.
Мужчины накинули куртки и вышли из дома, оставив меня одну.
Сколько их не было: двадцать минут, час? Неважно. В любом случае, усталость взяла верх и стоило едва присесть в кресло, как я тут же заснула. Мне ничего не снилось — сплошная чернота. Лишь обрывки фраз то и дело проносились в сознании: мягкий голос Лероя сменялся властными нотками Горского, не оставляя после себя ни малейшего отпечатка в голове.
— Уснула, — фраза отца чуть более ясно отложилась в сознании, а следом ощутила, как меня укрыли чем-то теплым и мягким, — Может, ее наверх отнести?
— Не надо, проснется! Пусть поспит. Пошли на кухню. Да не смотри ты на меня так. Не было у меня ничего с твоей дочерью. Нигде не было. Пошли.
Голоса стали тише, вот только сон как рукой сняло. И, если сначала, укутавшись в плед, я смотрела в пустоту и отгоняла сполохи сна, то постепенно начала прислушиваться к разговору на кухне. Нет, слышно было плохо и лишь отдельные фразы, но даже они всколыхнули мое неуемное любопытство.
— Давай, Лерой, еще раз по порядку, — голос отца казался до невозможности уставшим. — Шефер, говоришь, сам к вам подошел у Исупова?
— Да. Я не меньше тебя удивился, — голос Лероя ничем не уступал отцовскому. — А еще дочь свою начал расхваливать: мол, вот она какая жена Черниговского. Ну и добил Ксюшу, что Инга беременна.
— Бред! — неподдельно возмутился Горский. — Я, конечно, свечку не держал, но не думаю, что Черниговский к ней хотя бы раз пальцем притронулся. Инга же его шантажировала постоянно, что пожалуется отцу на его равнодушие. Столько денег высосала стерва…
— Не знал, — сдержанно ответил Лерой. — Но эта новость последней каплей стала. Потому мы и ушли…Черниговский вел нас от дома Исупова, ребята по камерам уже отследили.
— Не верю, что он с дедом заодно. Вот хоть убей, Лерой, не верю, — от души заступился за Тимура Горский, а я хмыкнула себе под нос. Кто бы мог подумать, как сильно переменится наше с отцом отношение к Черниговскому. И то верно: от ненависти до любви один шаг. Впрочем, наоборот в моем случае это правило тоже сработало безотказно.