Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака
Шрифт:
– Ясно. Опрометчиво поступаете. Анастасия Григорьевна. Пускать к себе малознакомых людей – нехорошо. А жизнь людей социального дна, как вы выразились, можно изучать и другим способом. Это вам не игрушки. Птицина так или иначе была связана с представителями криминального мира, а это – не безобидный цирк, Анастасия Григорьевна. Тут вам ваш Достоевский не поможет. А теперь – кое-что для протокола. Сейчас этим займется следователь.
Следователь официально спросил о том, где и при каких обстоятельствах они с Жанной познакомились, сколько раз и когда встречались. Настя
«Да кому я нужна? Кому дорогу перешла? – думала Настя. – А Жанку, и в самом деле, могли замочить ее криминальные знакомые, мало ли за что. Кому-то дала, а кому-то не додала. Ведь я с ней, действительно, не настолько была близка, чтобы знать ее сокровенные тайны. Ой, Прокофьева, Прокофьева, какая же ты дура. Пройдут синяки – и срочно линяй, как говорится, в глушь, в Выборг».
Следователь составил протокол, дал подписать его Насте и взял с нее обещание позвонить, если она что-то новое и важное вспомнит. Отупевшая от всего произошедшего за последние два дня Настя лишь покорно кивнула головой.
Утром она чуть ли не целый час замазывала эти самые синяки, стоя в ванной комнате у зеркала. Хорошо, что когда-то давно она купила по объявлению у одного студента театральный грим и не выбросила его при переездах с квартиры на квартиру. Сейчас он ей как раз пригодился.
«Так, решено, сегодня еще полежу дома, а завтра стартую в Выборг, – решила Настя. – Хватит с меня этого чертова Петербурга. Якименко прав. И тысячу раз прав. Ступишь в дерьмо, по колено в нем увязнешь. Все, все – отныне и впредь я буду жить иначе и не буду ни во что лезть».
Ей даже пришло в голову что, может быть, стоит взять да и переквалифицироваться в учительницу русского языка и литературы, поставив жирный крест на журналистике. В конце концов, не так уж и трудно сменить профессию. Ну, посидит без денег некоторое время, зато потом будет обеими руками сеять доброе и вечное. И будет жить, а не валяться, словно сломанная кукла, у стены в подвале чужого дома, как Жанка Птицина.
Глава четвертая
Верх или низ
Проснулась Настя где-то в три или четыре часа ночи. Кто-то скребся в ее дверь.
Тихонько поднявшись с постели и подойдя на цыпочках к висевшему в прихожей телефону, Настя подняла трубку. Гудка в ней не было. У журналистки перехватило дыхание. Было ясно, что телефонный провод заранее перерезал тот, кто, скорее всего, готовится сейчас за дверью на нее напасть и убить. Дал маху с Жанкой Жар-птицей и теперь торопится исправить ошибку. А она так и не купила себе новый мобильник, побоявшись после происшествия с Жанкой выходить из дома.
«Надо же, – покачала Настя головой. – Человек за дверью словно
Действовать нужно было быстро. Она так же на цыпочках побежала в кухню, порылась в потемках в ящиках стола и вооружилась топориком для отбивания мяса и широким кухонным ножом. Все так же тихонько подошла к двери, прислушалась. Тот, кто находился под дверью, не заставил себя долго ждать. Дверь тихо отворилась, негромко щелкнув замком. Но дверь еще была закрыта на цепочку.
«Рубануть по пальцу, который сейчас пролезет, чтобы снять цепочку», – подумала Прокофьева.
В дверной щели и точно показался длинный и толстый палец, но Настино тело словно оцепенело и оказалось не в состоянии сдвинуться с места.
«Заячий синдром, – мелькнуло у Насти в голове, – сердце бьется как у зайца. Еще выскочит, не дай Бог, что я тогда буду делать. О Господи, Боже мой, сейчас войдет. И заорать не могу – от страха голос отнялся».
Цепочка негромко звякнула, и Настя попыталась со всего размаху врезать топориком по голове ворвавшемуся взломщику, но ее рука оказалась перехваченной.
– Ах ты, курва, – послышался грубый голос. – Ну ты у меня сейчас получишь.
Детина с треском заломил Насте руку, в которой она держала топорик, и тот с шумом грохнулся на пол в прихожей. Ножом, который девушка держала в левой руке, она попыталась пырнуть нежданного ночного визитера в живот, но сама получила такой удар под дых, что согнулась от боли. Нож вывалился из ослабевшей руки.
– Скотина, – только и смогла прошипеть журналистка.
– А за скотину отдельное спасибо, – услышала она в ответ и, получив еще один удар ногой ниже пояса, рухнула на пол.
– Что, сука, брыкаться вздумала? Ты у меня сейчас получишь и скотину, и две скотины. – Здоровенный амбал с огромными плечами надвигался на Настю как жуткое чудовище из фильма ужасов, а та торопливо отползала, опираясь локтями и отталкиваясь ногами от пола.
Здоровяк настиг Настю и наступил на кисть ее левой руки тяжеленной ступней ноги, обутой в нечто вроде кирзового сапога.
– Не уползешь. Сдохнешь здесь. Видишь это? – поднес он Насте к носу дуло пистолета с глушителем. – На, понюхай, тварь… Где фотоаппарат?
Настя промолчала. Давление на руку заметно усилилось.
– М-м-м, – простонала девушка.
– Сейчас морду изуродую, если не скажешь, – снова надавил на руку преступник.
Остаться без лица Прокофьевой очень не хотелось, поэтому пришлось заговорить.
– Там, в комнате, – прохрипела она, скрежеща зубами от боли. – Не дави так, скот.