Ты – всё
Шрифт:
Она вздыхает и пытается забрать руку.
Сжимаю.
Взгляд тоже удерживаю.
– Когда накрывает тревога, порезы отрезвляют сознание, дают возможность с душевной боли переключиться на физическую и дарят чувство контроля… Я знаю, что это ненормально. Я с этим справилась в конце первого года без тебя. Все, что ты видел – это старые шрамы. После твоего возвращения я сделала два.
– Когда?
Блокируя эмоции, собираю факты для последующего анализа.
– Первый раз, когда ты задержался в командировке, – шепчет, потираясь щекой о подушку. – Меня разобрала
– А второй раз?
– Когда ты вернулся… Я боялась идти к тебе в кабинет…
– Чего боялась?
– Того, что из-за тоски не справлюсь со своими чувствами.
– Значит, в прошлом тоже из-за меня началось?
– Ну да… Это всегда было связано с тобой.
– Ю, – выталкиваю сипло, наклоняясь, чтобы прикоснуться к ее лбу своим лбом. – Ментально я всегда с тобой. И я сделаю все, чтобы быть с тобой и физически. Во всех проявлениях. Я вылезу из кожи, Ю. Хребтом лягу. Но если что-то или кто-то в какой-то момент помешает, ты должна понимать, что я вернусь. Всегда. Выбор давно сделан. Ты самый важный человек в моей жизни. Ты – всё.
[1] «Пісня буде поміж нас», Владимир Ивасюк.
43
Знаешь, есть такая форма отношений,
которую называют зависимостью…
Второй раз я просыпаюсь на рассвете. Открывая глаза, с опаской дышу. Боюсь, что снова накроет.
«Раз, два, три, четыре…» – считаю мысленно.
И на пятой секунде с тихой радостью убеждаюсь в том, что сердце бьется спокойно.
Вдыхаю глубоко. Медленно выдыхаю.
Ян обнимает со спины. Одна его рука находится под моей шеей и сжимает плечи, вторая обвивает талию. Нога просунута между моих ног, не позволяя сомкнуться коленям.
Я не помню, в какой момент мы освободились от одежды, однако сейчас совершенно точно оба полностью обнажены.
Мне нравится ощущение давления эрекции Нечаева, но еще больше по кайфу стыковка его мощной груди с моей спиной. Согревающий жар и завораживающая мужская сила дарят чувство безопасности, в которой хочется нежиться вечность.
И все же… Накопив впечатлений, я осторожно освобождаюсь, чтобы подняться.
– Рано еще. Спи, – сипло выдыхает мне в ухо Ян.
Сгребая обеими руками, с каким-то невыразимым трепетом прижимает к себе обратно. Тепло так, что впору начинать плавиться, а у меня мурашки бегут.
– Хочу успеть разобрать вещи. Коробки меня нервируют, – шепчу прерывисто.
Замираем.
Пока Ян принимает эту информацию, я ее с опозданием осознаю.
– Раз так… – протягивает глухо и отпускает, давая возможность подняться. – Если что-то из моего барахла будет мешать, смело перекладывай, – добавляет, когда я, стараясь не стесняться своей наготы, спешу в душ. – В общем, ориентируйся на свое удобство. В плане быта я гибок, всегда подстроюсь.
Оглядываясь, задерживаю взгляд на безумно красивом и сексуальном мужском теле. Любуюсь неосознанно. И думаю о том, как хорошо, что я способна зависать
– Не представляешь, сколько женщин мне сейчас бы позавидовали, – замечаю простодушно. Щеки вспыхивают, едва понимаю, что настолько двояко мои слова прозвучали. – Я имею в виду твою гибкость, конечно! В быту! – безнадежно горю, пока Ян улыбается.
А потом…
Моя нервная система, реагируя на родной смех, поддается основательной встряске. Бросаюсь к нему, чтобы обнять. Все тело со вчера будто волшебными бинтами обмотано. Впервые за долгое время раны не беспокоят. И как только прижимаюсь к Яну, внутри распускаются райские цветы.
Он гладит меня ладонями. Касается губами моих волос, лба… Пока не вскидываю лицо.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой в душ? – шепчет после затяжного страстного и, как мне кажется, одновременно романтического поцелуя.
– Нет, Ян… Буду благодарна, если ты дашь мне пару минут.
Нечаев хмурится. Медлит с ответом. Но по итогу все-таки кивает.
– На лоджию выйду, Ю. Покурю.
На том и расходимся.
Стоя под теплыми струями душа, я, что ни странно, жалею о сделанном выборе. Мне не хватает Яна. То и дело поглядываю на дверь. Жду его и очень радуюсь, когда он возвращается.
Встречаемся взглядами, будто для проверки.
Порядок?
Да.
Лишь после этого Ян берет свой ноутбук и садится с ним на диван. Под ненавязчивым наблюдением я спокойно заканчиваю все утренние процедуры, втираю в кожу уходовые средства и без спешки занимаюсь волосами.
Нечаев вроде и погружен в рабочие проекты, но взгляды его ловлю очень часто. Смотрит каждый раз так, словно ему в самом деле интересно, чем я занимаюсь. То хмурится, то выгибает в недоумении бровь, а порой и усмехается.
– Ты что будешь? Кофе или чай? – спрашивает, когда я покидаю стеклянную клетку ванной.
– Кофе.
Пока он готовит напитки, стягиваю полотенце и, порыскав по коробкам, надеваю трусы и майку. Поразмыслив, прикрываю низ тела короткими трикотажными шортами.
К тому моменту, как Нечаев приносит две чашки кофе и, оставив их на журнальном столике, возвращается к работе, я уже разбираю первую коробку.
– Я не буду передвигать твои вещи, просто повешу свои блузки рядом с твоими рубашками, а юбки рядом с брюками. Можно? Мне удобно, когда основная одежда, которую я ношу, слева от зеркала.
Еще вчера мне бы было стыдно делиться этими заморочками, но сегодня… После того, как он убедил, что улетел в Германию под давлением обстоятельств… После того, как с искренним сопереживанием и потрясающей чуткостью принял мою больную одержимость порезами… После того, как с покоряющей меня силой и восхищающей мудростью остановил мою истерику… После всех душераздирающих признаний… Я чувствую потребность раскрываться.
Даже сейчас, когда он по моей же просьбе притормозил с расспросами, хочу с ним говорить. Хочу, чтобы он слушал. Хочу, чтобы находил в ответ слова, которые так и не сумели отыскать мои родные.