Ты – всё
Шрифт:
Но я все же задушенно уточняю:
– Понимаешь?..
– Понимаю, – шепчет в ответ, прижимая крепко-крепко, явно не справляясь с бурей своих эмоций.
Украдкой вытирая слезы, смотрю на застывшую родню.
Нынешнюю и будущую.
Роман Константинович улыбается. Кажется, его совершенно не задели слова моего отца.
– Такие дома, где выдают детей, конечно же, есть, – отражает с той же усмешкой, которая свидетельствует, что он знает больше всех присутствующих. – Все мы через них в этот мир пришли. А потом оттуда же забирали своих детей. И я больше чем уверен, что в будущем нам с вами, господа Филатовы, предстоит вместе выписывать из этих домов внуков.
Отрывисто переводя дыхание, прижимаюсь к Яну еще крепче. Но и от его родни взгляда не отвожу. Все кивают. Даже хватающийся за сердце и кривящий в отчаянии губы Бодя.
– Нормально себя веди! – шипит Илья строго.
Милана Андреевна младшему отпрыску подает знаки глазами. Они такие выразительные, что хочется рассмеяться. Прям жаль, что мелкий берет себя в руки.
– А еще потому принимаем… – продолжает за мужем Милана Андреевна, глядя на нас с Яном. – Как Роман сказал, мы пришли сюда не за невесткой, а за дочкой. Бог своих не дал, но наградил сыновьями, через которых мы рассчитываем добрать в полной мере. Не представляешь, сколько мы тебя ждали, – последнее говорит конкретно мне.
Я только слезы вытираю, пока целует меня, а затем Яна, и направляется к моему отцу, чтобы протянуть ему каравай.
Все замирают.
Я сама дышать перестаю.
Возьмет? Не возьмет?
Папа медлит. Смотрит на меня так пронзительно, что сердце кровью обливается. Затем переводит взгляд на маму – глаза у обоих блестят.
Моргаю, когда картинка расплывается, а когда видимость возвращается, охаю – каравай у папы в руках. Срываюсь на рыдания, хоть и зажимаю ладонью рот. Нечаевы же все, кроме моего Яна, смеются. Наверное, это не только радость, но и облегчение. С нашей стороны их поддерживают улыбками дедушка и Агуся. Мама с папой в режиме повышенной тревожности, лишь в очередной раз нервно переглядываются.
– Бодя, – командует Милана Андреевна, показывая сыночку, чтобы шел к нам с Яном.
Мелкий приближается с той же устало-недовольной миной. Едва я вытираю лицо вовремя подсунутым мамой бумажным полотенцем, он протягивает мне торт.
– Юния, – вступление достойно сцены. А вот дальше… – Я буду очень-очень рад, если ты станешь членом нашей семьи, – мямлит абсолютно неискренне.
Смеюсь и забираю у него торт.
– Спасибо, Бодя.
А потом…
Мелкий передает старшему брату красную бархатную коробочку, и тот отстраняется, чтобы открыть ее передо мной. Ставлю торт на стол, вытираю вспотевшие ладони об шорты и, покрываясь мурашками, взбудораженно смотрю на своего Нечаева.
Он не опускается передо мной на колени, и никаких предложений не делает. Все это против природы Титана. Он берет мою правую руку и надевает на мой безымянный палец помолвочное кольцо. Следом вручает тяжелый букет нежно-розовых пионов. Наклоняется, гладит по волосам и тут же сдавливает мой затылок, прижимается к губам в сухом поцелуе. Зрительный контакт, который при этом устанавливаем, громче любых клятв.
– Рад, что дожил до этого дня, – проговаривает дедушка, но смотрит при этом не на меня, а на Яна. – Надеюсь, и на свадьбе погулять успею.
– Успеете, Иван Дмитриевич, – заверяет мой будущий муж самым серьезным тоном.
Господи… Мой
Отвлекаюсь на тихие, но, как всегда, яростные препирательства Егора с Агусей. Тот пихает ей букет, а она, естественно, не хочет принимать.
– Бери, я сказал. Так положено! Ты тут вообще ни при чем!
– Тем более!
– Я сейчас вышвырну этот веник в окно!
– Ну и швыряй! Придурок…
Хвала Богу, Егорыныч все же умнее моей сестры. Чтобы не устраивать шумных сцен, он оставляет цветы на подоконнике. Агния оглядывается в тот момент, когда Нечаев отходит и возвращается к семье. Сцепляя руки перед собой, вытягивается рядом с отцом. Но долго игнорировать провокаторшу он, конечно, не может. Искоса поглядывает в ее сторону. Боже мой, смотрит так, что в воздухе пахнет паленым.
Илья дарит цветы моей маме. Роман Константинович презентует дорогущий набор посуды и открывает шампанское. Пока напиток разливают по бокалам, Милана Андреевна помогает мне надеть золотую цепочку и сережки.
– Это традиция Нечаевых, – выдает с улыбкой. – Никаких благодарностей. Не стоит. Когда будет жениться ваш с Яном сын, сделай так же, и невестке своей накажи следовать нашим канонам.
– Сын?.. А если дочь будет? – спрашиваю в искреннем желании понять новые для себя заветы.
Милана Андреевна смеется.
– Если вдруг родишь первую за четыре поколения девочку, то мы обязательно придумаем что-нибудь значимое для нее.
– Хорошо, – все, что могу ответить.
Ком сдавливает горло, и в груди становится тяжело. Не могу не найти взглядом будущего мужа. А его и искать не надо… Смотрит на меня.
Запиваю хмель его воздействия холодным и шипучим шампанским.
– Что ж, – проговаривает мама чуть позже. – Юния, разрежь калач и раздай гостям. Сначала родителям, так положено.
Ни в ее выражении лица, ни в ее голосе нет и тени радости. Однако я счастлива уже потому, что они с папой дали согласие на брак. Не то чтобы я собиралась прислушиваться в случае отказа, но мне как-никак важно, чтобы они приняли Яна.
Руки трясутся жутко. С трудом справляюсь с калачом. Не меньше волнения вызывает необходимость раздавать ломти присутствующим. И все равно я получаю удовольствие от каждой минуты.
– Девочки, помогите мне накрыть на стол, – просит мама так же сухо, едва заканчиваем с караваем.
Папа следом сдержанно и вежливо зовет Нечаевых в гостиную.
В действительности моих родителей практически невозможно застать врасплох. Они будто всегда готовы встречать гостей. Вот, казалось бы, дома можно расслабиться. Но и сейчас папа в рубашке и брюках, мама в милом муслиновом платье. Выглядят и держатся достойно. Морозилка забита различными заготовками, из которых можно быстро приготовить полноценные вторые блюда и закуски. А учитывая, что Милана Андреевна, несмотря на все протесты мамы, тоже без дела не сидит, и полчаса не проходит, как мы ставим на стол залитые томатно-сливочной подливой голубцы, драники под грибным соусом, салат с сыром халлуми и черносливом, два вида канапе, блины с мясом и свежеиспеченные вертуты.
– Прошу всех садиться, – приглашает мама.
Вижу, что она нервничает, хоть умело и скрывает это. Значит, все-таки не безразлично, что о нас подумают Нечаевы.
Мы с Яном садимся в конце стола. Поглядывая на его суровый профиль, прокручиваю на пальце тяжелое кольцо.
– Почему ты не предупредил? – выдыхаю, пока папа разливает по бокалам вино.
Задерживая на мне невероятно теплый взгляд, отвечает на мой вопрос резонными вопросами:
– Зачем? Чтобы ты раньше времени волноваться начала?