Ты, я и Париж

Корсакова Татьяна Викторовна

Вот так и получилось, что Тина не стала своей ни среди «простых смертных», которые таких, как она, презирали, ни среди «золотой молодежи». Зависла между небом и землей, застряла между социальными слоями…

Не то чтобы ее это особенно огорчало, она уже давно привыкла к одиночеству, просто очень сильно, до зуда в ладонях, хотелось найти свое место в жизни, построить свой собственный мир, без указки со стороны, ни на кого не оглядываясь.

Тине хотелось, но у нее ничего не получалось. В этом деле не мог помочь даже неограниченный банковский кредит. Нужно было что-то такое, чего у нее

не было, какой-то маленький стерженек, без которого выстроенный Тиной мир рассыпался от легкого ветерка. Наверное, отец знал про этот стерженек, понимал, что у нее ничего не получится, потому и отпустил в «свободнее плавание». Отпустил и теперь вот ждал, когда она сломается, попросит помощи или хотя бы совета, сделает «правильный выбор».

А она не сломается и не попросит, потому что совершенно случайно открыла для себя еще один, параллельный мир. Этот параллельный мир был равноудален и от «золотой молодежи», и от «простых смертных». Он стоял особняком, на сумеречной стороне.

Готы, мрачный ночной народ. Их не любили, боялись, ненавидели и презирали одновременно. Странные чудаки с размалеванными лицами в черных одеждах. Столкнувшись с любым из них, нормальная девушка должна была бежать, как от чумы. Тина столкнулась, но не убежала…

Это случилось в ночном клубе, не слишком дорогом, не слишком популярном. Тина забрела в него случайно, будучи уже в изрядном подпитии, уставшая от ночной жизни и от самой себя. Наверное, от этой усталости и злости она не сразу заметила, куда попала, а когда заметила, почти не испугалась.

Готический клуб, готическая тусовка, черные люди с лицами, похожими на маски, музыка, наматывающая нервы на кулак, лазерные лучи, выжигающие в сетчатке дыры, и она… в белой курточке, с бутылкой водки в одной руке и крошечной дамской сумочкой в другой, с лицом, которое своей бледностью не уступит их маскам. Ворона-альбинос в стае черных собратьев…

— Со своим алкоголем нельзя. — Бармен, высокий мужчина со стянутыми в конский хвост волосами и татуированными руками, кивнул на бутылку с водкой.

— Хорошо, — Тина отодвинула бутылку, лучезарно улыбнулась, — налей мне чего-нибудь не слишком крепкого.

— Паспорт, — мужчина скрестил на груди руки так, что татуировки стали особенно заметны: кельтские узоры, шипы, потеки крови…

— Что? — Тина так увлеклась разглядыванием татуировок, что не сразу поняла, о чем речь.

— Покажи свой паспорт, — повторил он, глядя куда-то поверх ее головы.

— Зачем?

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать. — Она почти не покривила душой, до совершеннолетия оставалось всего пару дней.

— Паспорт, — бармен стоял на своем.

— С ума сойти! — Тина тряхнула головой. — Это же ночной клуб, а не институт благородных девиц! Ну, пожалуйста, плесни мне чего-нибудь слабоалкогольного.

Мужик перегнулся через стойку, поймал Тину за ворот курточки, притянул к себе, сказал миролюбиво:

— Шла б ты отсюда, Красная Шапочка.

— Почему Красная Шапочка? — она растерянно моргнула.

— Потому что вокруг волки. — Он осклабился в хищной улыбке и в самом деле стал похож на волка. Наверное, хотел ее напугать, но она не испугалась, сказала с вызовом:

— А мне здесь нравится, я хочу

остаться.

Улыбка бармена стал еще шире:

— Нет.

— Почему нет?

— Ты не в форме, — он разжал пальцы, брезгливо вытер их об свою кожаную жилетку и отвернулся.

Тина возмущенно фыркнула. Это она-то не в форме? Подумаешь, какая ерунда!..

Ей понадобилось меньше часа, чтобы привести себя в форму. Как там принято у этих неформалов? Макияж поярче, одежки почернее? Не на ту нарвались, она не собирается быть Красной Шапочкой! Черные джинсы, водолазка, куртка, ботинки на высокой шнуровке, кроваво-красный шарф на шею — похоже, красный цвет эти отморозки тоже уважают, — стрелки с палец толщиной, белая пудра, лиловая помада, волосы распустить и слегка начесать. Ну, кто теперь посмеет обозвать ее Красной Шапочкой?!

Бармена с татуировками на месте не оказалось, за барной стойкой лениво жевала жвачку толстая девица с выкрашенными в синий цвет волосами. Девица смерила Тину равнодушным взглядом, требовать паспорт не стала, просто спросила:

— Что налить?

Тина вдруг растерялась. Что принято пить в таких заведениях?

— Налей ей «Предрассветного тумана», — послышался за спиной знакомый голос.

Тина обернулась — мужик с татуировками покинул свой боевой пост и сейчас стоял напротив, засунув руки в карманы кожаных брюк.

— Как тебя зовут? — Он окинул быстрым взглядом ее экипировку, иронично усмехнулся.

— Тина. Меня зовут Тина.

— А я Пилат. Ну, как насчет «Предрассветного тумана»?

Она пожала плечами — туман так туман. Знать бы еще, что это такое.

— Абсент. — Пилат словно читал ее мысли. — Самый обычный абсент.

— Прошу! — Синевласая толстуха поставила на стойку две рюмки, наполненные чем-то зеленовато-опалесцирующим. Цвет напитка Тине понравился, она потянулась было за своей рюмкой.

— Подожди, — Пилат отвел ее руку, — не стоит пить абсент неразведенным, к тому же он горький…

Абсент с поэтическим названием «Предрассветный туман» полагалось пить маленькими глоточками и закусывать его полынную горечь жженым сахаром. Целый ритуал. Интересно, как оно действует — это загадочное зелье? Может, спросить у Пилата? Он же бармен, должен знать. Нет, не станет она ничего спрашивать, надо просто немного подождать, и время покажет…

Время показало, что абсент вызывает провалы в памяти. Кажется, только что Тина сидела за уединенным столиком в готическом клубе и рассматривала затейливые татуировки на руках Пилата, и вот она уже лежит в чужой кровати и смотрит на низкое зимнее небо через чуть заиндевевшее окно. А рядом Пилат: руки заброшены за голову, глаза закрыты, на губах полуулыбка. Спит?

Ей не было стыдно за случившееся, за то, чего она не помнила. Абсент не только забирал память, но еще и примирял с действительностью. Сегодняшняя действительность была далеко не самой страшной. Да, она проснулась в постели незнакомого мужчины, но мужчина этот не вызывал неприязни, наоборот, он ей даже нравился. И его бледная кожа, и длинные волосы, и лучики морщинок вокруг глаз, совсем незаметные ночью, и татуированные руки, которые — тело помнило — были сильными и нежными.

— Проснулась? — Пилат открыл глаза.