Ты, я и Париж
Шрифт:
Тина молча кивнула.
— Голова не болит?
Она прислушалась к себе — голова если и болела, то самую малость.
— Все в порядке.
— Хочешь есть? — Он приподнялся на локте, посмотрел сверху вниз.
— Хочу.
Вот так и начался их роман: с абсента с поэтическим названием «Предрассветный туман», с ночи, которую она не запомнила, и с завтрака, по-семейному банального. А еще с рассказа Пилата о том, кто такие готы на самом деле.
Пилат не был барменом, как подумалось Тине в самом начале их знакомства, он являлся владельцем того самого готического клуба. А еще он был чем-то вроде гуру для московских готов. К его словам прислушивались, ему доверяли, перед
Быть любимой женщиной готического гуру — это не шутки, это дает пропуск в параллельный мир, но и налагает большую ответственность. Женщина Пилата не должна быть заурядной, она должна соответствовать. И дело тут даже не во внешних проявлениях и готических атрибутах, дело во внутренней сути, в чем-то непонятном и загадочном, в том, что Пилат называл незримой искрой.
У нее эта искра имелась. Она зажглась в тот самый момент, когда Тина решила не быть Красной Шапочкой. Искра зажглась, и окружающий мир изменился, приобрел смысл. Теперь в ее жизни появился тот самый недостающий стержень и неподдающаяся пониманию обывателя логика. Сменив философию, Тине пришлось сменить и гардероб — спасибо неограниченному кредиту — и полюбить алую помаду. Пилату нравилось сочетание черного и красного. А еще она сменила ареал обитания, променяла модные тусовки на клуб Пилата, стала готической королевой — так он теперь любил ее называть. Конечно, а как же иначе? Пилат гуру, а она его королева.
Домочадцы к смене Тининой философии отнеслись спокойно, видать, за полгода успели привыкнуть к ее «вывертам», расценили это как еще одну попытку поддеть отца. Вот, мол, ты такой крутой и уважаемый, а доченька у тебя неформалка, красится, как проститутка, одевается, как городская сумасшедшая, общается с сомнительными типами и устраивает шабаши на кладбище. Про шабаши — это так, скорее для красного словца. Готы, конечно, ценили кладбищенскую романтику и с уважением относились к миру мертвых, но шабаши — это не по их части. Хотя если обывателям хочется думать именно так, пожалуйста, пусть заблуждаются сколько душе угодно.
Удивительное дело, но отец к метаморфозам, произошедшим с единственной дочерью, отнесся спокойно. Даже когда Тина явилась к семейному ужину в одежках, по случаю прикупленных в секонд-хенде, и с более чем выразительным макияжем, он не сказал ни слова, лишь едва заметно нахмурился.
Амалия и Серафим к тому времени уже свалили в свой заново отремонтированный дом и появлялись в поместье разве что по большим праздникам. Да, при случае они не отказали себе в удовольствии поглумиться над ее внешним видом, да только королеве готов на их издевки и выпады было плевать. Вместе с обретением стержня она обрела и внутреннее спокойствие. Спасибо Пилату, научившему ее адекватно реагировать на «неразумных людишек».
Единственным человеком, мнение которого Тину на самом деле волновало, была Анна Леопольдовна. Домоправительница в оценке ее нового имиджа проявила сдержанность, откровенного неодобрения не выказывала, лишь посоветовала тщательнее выбирать украшения, видимо, намекая на серебряную цепь с пентаграммой. Тина совету вняла, пентаграмму сняла, зато проколола бровь и пупок.
В общем, жизнь налаживалась. Тина обрела стержень, нашла любимого мужчину, отыскала себя и уже начала думать, что у нее все будет хорошо, когда отец нанес удар. Без предупреждения. А кто говорил, что на войне надо предупреждать противника о готовящемся нападении? «Дочка, я уже обо всем договорился, ты продолжишь учебу в Лондоне».
В Лондоне! Со стороны это выглядело как подарок — обучение в центре Европы, в привилегированном университете,
Тина не стала скандалить и устраивать сцен. Общение с отцом кое-чему ее научило, спорить бесполезно. Но как же Пилат?..
Пилат известие об ее отъезде воспринял удивительно спокойно.
— Не волнуйся, моя королева, Лондон — это еще не край света. К тому же городок симпатичный. Ничего не изменится, я буду к тебе прилетать.
Лондон ее не сломал. Наоборот, он ей даже понравился. Не сразу, а постепенно, с каждым прожитым днем Тина узнавала что-то новое, что-то такое, что примиряло ее с решением отца. Оказалось, что у нее способности к языкам, английский не сложнее французского и при определенной усидчивости и желании его запросто можно выучить.
В том университете, где она училась, было довольно много русских студентов. Все та же «золотая молодежь», только бойко болтающая на английском и относящаяся к своим менее продвинутым московским собратьям со снисходительным пренебрежением истинных лондонцев. Тину же чаще всего принимали за парижанку. Может быть, из-за имени, может, из-за ее французского. Она не открещивалась, чувствовать себя парижанкой было забавно. Кстати, к ее неформатному виду здесь относились терпимо: не таращились, не показывали пальцем, не называли чокнутой, во всяком случае, в глаза.
В первый же месяц Тининой ссылки прилетел Пилат, а она, глупая, боялась, что он ее забудет, найдет себе новую королеву. Пилата ее страхи смешили. «Клементина, королеву выбирают только один раз. Я выбрал, теперь нас разлучит только смерть».
Кто мог тогда подумать, что эти слова окажутся пророческими?..
Пилат погиб через полгода, в один из своих ставших уже привычными визитов в Лондон. Проводил Тину до дома, сказал, что ему нужно кое с кем встретиться, и ушел. Девушка не волновалась, через два дня должен был состояться ежегодный фестиваль готов, Пилат принимал участие в его организации. Она забила тревогу на следующий день, когда он так и не вернулся.
Его тело нашли на третьи сутки после исчезновения, как раз в разгар фестиваля, выловили из Темзы… В полиции сказали, что это несчастный случай, что в крови Пилата обнаружен убийственный коктейль из алкоголя и наркотиков, скорее всего он просто упал с моста в реку. «Трагическая случайность, мэм…»
Тина не верила в трагическую случайность. Пилат никогда не употреблял наркотики и очень мало пил. Он не мог вот просто так взять и упасть в Темзу… У нее не было доказательств, но она подозревала отца. К тому времени девушка стала уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что он за человек. Выбившийся в политическую элиту бывший криминальный авторитет, сменивший сферу деятельности, но не отказавшийся от старых методов работы. Об этом никогда не говорили вслух, в СМИ Яков Романович Щирый упоминался исключительно как талантливый политик, удачливый бизнесмен и меценат, радеющий за светлое будущее России, но Тина чувствовала, что за внешним благолепием и мизантропией скрывается страшная суть…