Ты, я и Париж
Шрифт:
— Давай, — бросил отец.
Антип вошел в фургон.
— Нет! — Тинин крик потонул в раскатистом эхе от выстрела.
— Все, — отец кивнул, — теперь, дочка, ты знаешь, какую цену иногда приходится платить.
Да, теперь она знала. Теперь она многое поняла о человеке, который по какой-то чудовищной ошибке оказался ее отцом. Тина бросила последний взгляд на фургон, разжала онемевшие пальцы, спросила, глядя прямо в глаза отцу:
— С людьми ты поступаешь так же?
— Если того требуют обстоятельства. —
Он надеется, что она его поймет, найдет оправдание только что произошедшему зверству… Тина кивнула, сказала:
— Я думала, что когда-нибудь смогу тебя полюбить…
Говорить о том, как сильно она его ненавидит, не пришлось, отец все понял по ее глазам.
— Твое право, дочка. Право выбора есть у каждого.
— У Ласточки его не было…
Она не стала ждать окончания аудиенции и высочайшего дозволения уйти. У нее есть право выбора и право ненавидеть…
Утром Ян проснулся раньше Тины. Собственно говоря, он и не засыпал: лежал, смотрел в потолок, обдумывал свой план, а едва только забрезжил рассвет, оделся, оставил Тине записку и вышел из гостиницы.
Задача, которую он перед собой поставил, была не из легких, но он готов был разбиться в лепешку, лишь бы добиться своего. После того, что он узнал месяц назад, после вчерашнего прыжка не найдется больше в этом мире силы, способной его остановить.
У него получилось! Это было сложно, но он справился. Ему понадобилось всего пару часов на то, на что у других ушли бы недели, если не месяцы. Все, подготовительный этап закончен, осталось самое трудное — разговор с Тиной.
Она сидела по-турецки на аккуратно застеленной кровати, с отсутствующим видом грызла шоколадку.
— Вернулся? — спросила она бесцветным голосом.
— Вернулся. — Ян присел рядом, обнял ее за плечи. — А ты что подумала?
Тина отложила шоколадку, сжала кулаки, сказала, не глядя в его сторону:
— Я подумала, что ты больше не придешь.
— Дурочка, — он поцеловал ее в кончик носа, — я же специально оставил тебе записку, чтобы не волновалась.
— А я волновалась! — Тина обвила его шею руками, спросила, настороженно рассматривая его костюм: — Куда это ты ходил в таком виде?
— Были кое-какие дела, ничего особенного.
— У тебя были какие-то дела в Париже? — Похоже, она ему не поверила.
— Были, но я их уже решил.
— Все хорошо?
— Да, все просто замечательно. Давай сегодня поужинаем где-нибудь.
— Мы каждый вечер ужинаем где-нибудь.
— Я имею в виду ресторан, какой-нибудь по-настоящему роскошный.
— Зачем? Будешь заглаживать вину?
Ян пожал плечами.
— В роскошном ресторане очень дорого, может, лучше…
— Нет, Пташка, — он взял ее за руку,
— У меня нет вечернего платья. — Кажется, она сдалась.
— Не беда, до ужина еще полно времени. Собирайся!
Платье было просто шикарным и, конечно же, черным. Тина выглядела в нем потрясающе. Уже в который раз Ян поразился ее способности меняться, превращаться то в гадкого утенка, то в светскую львицу. Или причина не в ней, а в Париже, в его пропитанной романтикой атмосфере? Ведь в этом городе он и сам изменился, освободился от условностей, полюбил драные джинсы и прыжки в Сену…
Ян вел себя странно. Неужели и в самом деле переживает из-за вчерашнего, пытается загладить вину? Ресторан вот придумал…
А ресторан действительно роскошный и по-французски элегантный. Столовое серебро, тонкий до прозрачности фарфор, отражающееся в хрустальных бокалах мерцание свечей, шампанское и черная коробочка на хрустящей льняной салфетке…
— Что это? — Тина взяла коробочку в руки.
— Это тебе. — Ян выглядел смущенным.
— Подарок? — Она открыла коробочку.
— Не то чтобы подарок…
Тина и сама уже видела, что это не совсем подарок. Золотое колечко без затей с искрящимся бриллиантом. Конечно, колечку с бриллиантом затеи ни к чему…
— Это для того, чтобы я забыла мост Святого Михаила?
— Нет, это для того, чтобы ты стала моей женой.
— Оно очень красивое…
— Тина, ты меня слышала?
— Да. — Она оторвала взгляд от кольца, посмотрела Яну в глаза. — Ты меня совсем не знаешь.
— Ты меня тоже. — Он сжал ее ладонь.
— У меня темное прошлое.
— А у меня смутное будущее.
— Мы знакомы только месяц.
— Мне этого вполне достаточно, а тебе, Пташка?
— С тобой иногда бывает очень тяжело.
— Будет еще тяжелее. — Он улыбнулся мрачно и просительно одновременно, и от этой улыбки повеяло почти позабытым фатализмом.
Странный у них получался разговор, вроде бы предложение руки и сердца, и в то же время ни слова о любви, только умоляющий взгляд и отчаянная, бесшабашная улыбка, и обещание, что дальше будет только хуже.
— Тина, — Ян коснулся губами самых кончиков ее пальцев, — Тина, скажи, что ты согласна.
— Я согласна.
Там, на мосту Святого Михаила, она поняла, что если с Яном что-нибудь случится, она тоже умрет. А когда он, холодный, мокрый, пахнущий мазутом, прижимал ее к себе, она поняла, что умрет, когда он решит, что его маленькое парижское приключение подошло к концу и пришла пора расставаться.
А Ян не хочет расставаться, он хочет на ней жениться, и это такое счастье, о котором она даже не смела мечтать. Поэтому она сказала: «Я согласна».