Ты, я и Париж

Корсакова Татьяна Викторовна

В конюшне пахло сеном, в пронизанном солнечным светом воздухе плясали пылинки, в стойлах тихо всхрапывали лошади. Тина насчитала двенадцать, все красавицы, одна лучше другой. Серафим подошел к пегому жеребцу, ласково похлопал его по морде:

— Вот это Мальчик. Обычно я выезжаю на нем. Он немного норовистый, но это даже хорошо, так интереснее. Ты когда-нибудь ездила верхом?

Тина покачала головой. Серафим на секунду задумался, потом подошел к невысокой вороной лошадке, сказал:

— В

таком случае лучше начать с нее. Она тут самая покладистая. Иди сюда, не бойся.

— Я не боюсь. — Тина подошла к стойлу.

Серафим достал из кармана несколько кусочков рафинада, протянул ей:

— На, угости ее.

— Как ее зовут? — бархатные губы лошадки приятно щекотнули ладонь, и рафинад исчез.

— Не помню. — Серафим пожал плечами. — Потом, если захочешь, спросишь у конюхов.

— А где конюхи сейчас?

— У них обед, но это не проблема, я сам оседлаю лошадей.

Безымянная лошадка мягко ткнулась мордой в Тинину шею, просительно фыркнула.

— Серафим, а еще сахар есть?

— Не стоит их баловать. — Серафим погладил Мальчика по лоснящемуся крупу. — У них специальный, рассчитанный до последней калории рацион. Сахар я проношу сюда контрабандой. Если Антип узнает, скандала не миновать.

— Антип? — переспросила Тина.

— Он главный конюх, за любую из этих лошадок готов горло перегрызть. Знаешь, сколько мне пришлось повоевать, чтобы получить его высочайшее дозволение выезжать на Мальчике? Лучше не вспоминать.

— А как же я?

— А что «ты»? Ты же дочь хозяина! Кто посмеет тебе что-нибудь запретить? Ну что, едем кататься?

— Едем! — Тина погладила лошадку.

Она думала, что ездить верхом страшно, а оказалось, что ничего страшного в этом нет. Серафим не соврал, лошадка была спокойной и покладистой, она мерно трусила за Мальчиком и лишь изредка замедляла шаг, чтобы отщипнуть придорожной травы. Серафим направил своего жеребца к выезду из поместья.

— Тут недалеко дубовая роща, — объяснил он. — Там места красивые, и лошадей никто не напугает.

— Далеко собрались? — охранник встретил их внимательным взглядом.

— В дубовую рощу. Хочу показать барышне окрестности.

— Когда планируете вернуться?

— О, господи! — Серафим с мученическим стоном воздел очи к небу. — Как мне все это надоело!

— Вы знаете правила, это распоряжение хозяина.

— Через час тебя устроит?

— Вполне! — Охранник нажал кнопку на пульте управления, ворота отъехали в сторону.

— Это всегда так? — шепотом спросила Тина.

— Всегда, когда дело касается лошадей. — Серафим раздраженно поморщился. — Происки нашего серого кардинала.

— А кто у нас серый кардинал?

— Антип, кто ж еще?! Нашепчет на ухо твоему папеньке, накляузничает, а остальным потом страдай.

— И

что он нашептывает?

— Да ерунду всякую, — отмахнулся Серафим. — Что нельзя лошадей без присмотра оставлять, что выезжать на них можно только после его разрешения, и за каждую поездку нужно отчитываться, разве что в журнальчике не расписываться.

— Почему?

— Ну, во-первых, потому что Антип лошадей любит намного больше людей, а во-вторых, любая из этих лошадок стоит бешеных денег, вот он и дрожит над хозяйским имуществом.

— А нам точно не влетит? — спросила Тина, опасливо оглядываясь на охранника.

— Не волнуйся, — Серафим пришпорил своего коня. — Мы же ничего противозаконного не делаем, прокатимся часок, лошадей выгуляем.

Роща была потрясающей: вековые дубы верхушками подпирали небо, под копытами лошадей тихо похрустывали прошлогодние желуди, солнечный свет путался в ветвях и рассыпался на сотни ярких бликов. Из-за этого окружающий мир казался мозаичным. Трудно было представить, что вблизи человеческого жилища сохранилось такое заповедное место.

Лошадям тоже нравилось в роще, они повеселели, со спокойного шага перешли на легкую рысь. Мальчик, нетерпеливо всхрапывая, рвался вперед, безымянная лошадка старалась не отстать. Ее радостное нетерпение передалось и Тине. Захотелось ощущения полета, когда ветер в лицо и сердце бьется быстро-быстро, в унисон перестуку копыт, когда всадник и лошадь становятся единым целым.

Тина попробовала, и у нее почти получилось: точно почувствовав ее невысказанное желание, безымянная лошадка рванула вперед, на целый корпус опередила Мальчика, а потом…

А потом их полет закончился. Лошадка споткнулась на ровном месте, с жалобным ржанием рухнула на землю, Тину выбросило из седла. Последнее, что она запомнила перед тем, как отключиться, — это солнечные блики в прорехах молодой листвы.

Сознание возвращалось медленно, по-пластунски заползало в раскалывающуюся черепную коробку. Следом вполз голос:

— Эй, Тина, ты меня слышишь?

Она открыла глаза, моргнула — два Серафима слились в одного, испуганного и очень бледного.

— Как ты? — Он помог ей сесть.

— Что произошло? — Тина ощупала голову, на затылке наливалась здоровенная шишка.

— Кажется, у твоей лошади сломана нога. — Серафим кивнул на безымянную лошадку, с жалобным ржанием пытающуюся встать с земли.

— Но как же? — борясь с тошнотой и головокружением, Тина встала на четвереньки, подползла к лошадке. — Мы же ничего такого не делали, просто катались. Что теперь будет?

— Не знаю! — рявкнул Серафим. — Сейчас подтянется Антип со своими архаровцами, и от нас с тобой мокрого места не останется. Он за Ласточку никого не пожалеет.