Тяжёлый рассвет
Шрифт:
Осадчий и Свиридов переглянулись.
– Могу проинформировать вас, - продолжал Калюжный, - в этом году выращен хороший урожай. Это вселяет радость и надежду... Область приступила к уборке... Вы понимаете, к чему я клоню? Мы не можем допускать, понимаете, товарищи, не имеем права, чтобы за порогом Победы опять теряли наших братьев, сестер, сыновей... ЦК Компартии Украины решительно требует покончить с остатками бандитизма. Это, если хотите, важнейшая государственная задача!
– Он снова умолк и после паузы совсем тихо произнес: - Только что
Сушенцов и Левада сидели за домашним столом вместе со Свиридовым. Обстановка в комнате напоминала о том, что здесь жила семья военного - все по-походному
– Вот ты. Павел, наверно, думаешь, - говорил Свиридов, - почему мы с Ильёй Петровичем до сих пор не поговорили по душам?
– Вы угадали: думаю.
– Понимаешь, его отряд недавно передали нам из другого округа. А так мы все по телефону да по телефону... Тут много не скажешь! Ну и обстановка, сам знаешь, не до свиданий... Продолжай, Илья Петрович!
– Как только перешел линию фронта, - сказал Сушенцов, - меня раз!
– и командиром разведроты. Потом батальона. Закончил войну в Берлине... Там опять пристал к пограничникам.
– А как же сюда вернулся?
– спросил Левада.
– Кто служил на границе, мне кажется, рано или поздно, все равно захочет вернуться...
– Я предлагаю вспомянуть...
– сказал Свиридов, и спазма сдавила ему горло.
– Слушаем, товарищ генерал, - Сушенцов внимательно смотрел на начальника войск.
– Здесь ни к чему табель о рангах... Я вот что хочу сказать... Как мало нас осталось в живых с той границы сорок первого!.. Давайте вспомянем всех павших...
– Вспомянем, - сказал Сушенцов.
– Пухом земля им, - сказал Левада.
– Вот ты, Илья, так и не сказал мне, - начал опять разговор Свиридов.
– По каким это личным делам ты остался на сутки?
– Понимаете, Юрий Николаевич, это очень личное, - вздохнул Сушенцов.
– Мы что тебе, чужие?
– Ну что вы, - замялся Сушенцов.
– Хорошо, я скажу... Жену мою Иру... С неродившимся сыном... Ольгу Белову и Вовку расстреляли фашисты... Младший Беловых, Гришутка, уцелел чудом...
Было видно, что Сушенцову тяжело вести этот разговор, но он продолжал:
– Внучка Антося утащила его из-под носа карателей. Павло Зосю знает...
– Как не знать, - согласился Левада.
– Так вот. Они вместе с дедом оказались в партизанах... В сорок четвертом, во время блокады погиб Антось.. Зосю и Гришутку партизаны спасли. Недавно я их нашел...
– Дальше что?
– спросил Свиридов.
– Я дал телеграмму Зосе, чтобы она привезла Гришутку. Хочу мальца усыновить. Вот такие мои личные дела...
– Ты молодец, Илья Петрович, - сказал растроганный Свиридов. Ей-богу, как говорится, голосую за это обеими руками! Кто любит детей, тот верный человек, надежный во всем...
Мчится по дороге "газик". Мелькают деревья, пыль столбом закрывает машину. Рядом
– Километрах в десяти отсюда, - доложил лейтенант Захарин, - бандиты напали на обоз крестьян.
– В отряд!
– приказал Сушенцов водителю.
– Зосенька, вот ключи от квартиры, располагайся как дома. Я скоро вернусь. Будь, Гришутка!
– он помахал рукой и сел в кабину грузовика.
Машина остановилась возле разбитых повозок. Кругом валялись вспоротые мешки зерна. Трупы крестьян... Возле них записка: "Они перевыполнили план хлебозаготовок". Возле убитых плачущий навзрыд крестьянин.
– Куда ушли?
– спросил Сушенцов.
– Ось туды, - показал крестьянин.
На "газике" подъехала "скорая помощь".
Пограничники возле леса спешились, разбились на группы.
– Кузьмич, ждите нас здесь, - сказал Сушенцов.
– Остальные за мной!
Пограничники ушли в лес.
В кузове машины старшина Дзюба и солдат Садыков.
– Кузьмич, - обращается Садыков, - вот вы прошель война. У нас Таджикистан ее не быль.
– Хорошо, что не было, Абдусалом... Я отпахал почти четыре года.
– Вы все с нами... Отбой, подъем, тревога! А где ваш семей, Кузьмич?
– Была семья...
– задумался Дзюба.
– Жена, родители, дочка... На Полтавщине... Фашист под корень уничтожил. Вот какие дела, Абдусалом.
Послышалась ружейно-пулеметная стрельба.
– Наблюдай в сторону дороги, - мгновенно меняясь, сказал Дзюба.
– А я за лесом, все может быть...
– Слушаюсь!
– ответил Садыков.
К машине подошла группа пограничников.
– Один убит, остальные ушли, Кузьмич, - сказал подошедший Сушенцов. У них сто дорог, а у нас одна.
– Доиграются, сволочи, - рассудил Дзюба.
На лесной поляне расположилась группа оуновцев: около двадцати человек. В стороне ото всех двое:
Клим Рогозный, руководитель краевого провода, высокий, бородатый, спортивного вида мужчина сорока лет, и Гук, лет тридцати пяти, - глава "службы безпеки" краевого провода.
Клим Рогозный и Гук нисколько не изменилась с тех пор, как учинили нападение на избирательный участок.
Они развалились на траве, заслоняя глаза от слепящего солнца. Рогозный выдернул из земли травинку и в раздумье принялся жевать.
– Где их черти носят?
– посмотрел на часы Рогозный.
– Давно пора.
– Может, засада?
– высказал предположение Гук.
– Болтаешь чепуху.
– Я бы новичка не посылал. В учреждениях большевиков от него больше пользы.
– Э-э, милок, мозговыми извилинами шевелить надо.
– Рогозный закурил, смачно затянулся, пустил дым и почесал свою роскошную бороду; она почти не скрывала красивого, хотя и хищноватого лица.
– Все наши люди должны стать убийцами. Тогда они с нами до гробовой доски.