Тыл-фронт

Головин Андрей

«Это уже в водах империи! — тревожно подумал Хасимото. — В тысяче километрах от столицы…»

— Генерал Умедзу просил передать, — обратился Икеда к барону Ямада, — что не исключена возможность перевода августейшей резиденции и штаб-квартиру в Маньчжурию.

Это сообщение очень обеспокоило барона. Он даже слегка побледнел. Мог ли он предполагать, что его войска когда-либо превратятся в лейб-гвардию его величества! Но сейчас же другая мысль, тревожная, скользнула в сознании: «Но это значит — империя неминуемо обречена!..»

Беседу прервал

появившийся адъютант.

— Генерал Кислицын! — доложил он.

— Впусти! — приказал Ямада, переглянувшись с Икеда.

Кислицын быстро прошел к столу. Развязав теку, он извлек карту и расстелил ее прямо на ковре около Ямада. Торопясь, чтобы его не прервали, Кислицын, скороговоркой докладывал, в какие пункты и сколько он направит террористов, какое время им потребуется на подготовку акции, и кто будет убит.

— В первых числах июня ваша армия может, безусловно, нанести решающий удар. Германская армия перегруппировывается, наносит удар на Москву и развивает его вглубь Сибири. Через полтора-два месяца русские вынуждены будут признать себя побежденными, — довольно заключил. Кислицын, смахивая большим клетчатым платком пот с лица.

Пока Кислицын ползал по карте, обрюзгшие щеки, выпуклые глаза, глухой голос — все в нем напоминало барону старого бульдога и главнокомандующего это занимало, но сейчас, когда тот поднялся и преданно смотрел в глаза, он ему стал противен.

— В этом, пока нет необходимости, господин Кислицын, — сухо ответил Ямада, отодвигая от себя тарелку с креветками. — Агентов подготовить разрешаю, но остальное — только по распоряжению генерала. Икеда.

— Ваше высокопревосходительство, — заволновался Кислицын, — нельзя медлить ни одного дня, Тихоокеанский фронт может ослабить вашу армию…

— Вон! — яростно крикнул Ямада, вставая. Его взгляд сверкнул недобрым огнем.

Вбежавший на крик адъютант удалил оторопевшего Кислицына за дверь.

— Пока существует Россия, из Квантунской армии не уйдет ни один солдат, — быстро успокаиваясь, твердо проговорил Ямада. — Путь армии — только к Уралу! — с пафосом заключил он, взглянув на портрет императора.

7

На второй день после прибытия Рощина к новому месту службы полк подняли по тревоге и вывели на учение. Капитан сразу же почувствовал, что делает служебных промахов больше, чем полагалось бы даже на первых порах в новой должности.

Боевые стрельбы прошли неважно, и полк вот уже третью неделю отрабатывал слаженность и управление огнем. Теперь Рощин был уверен и в себе, и в штабе, и в том, что подразделения будут стрелять туда, куда нужно. Но угнетали воспоминания о Вале. Ему было больно от сознания, что оскорбил ее. Сейчас он думал о ней, вспоминая то первую встречу, то его приезд в батарею, то там — у разводья…

— Товарищ капитан, прервал невеселые думы ординарец, подкладывая в печку дрова, — как думаете, завтра

отстреляемся?

— Хорошо отстреляемся, — механически ответил Рощин, еще какой-то момент, видя перед собой Валю.

— Хорошо или отлично? — не удовлетворился его ответом солдат.

— Отлично! — уже весело бросил Рощин, вставая и разминаясь.

— Правильно! — оживился и ординарец. — А то прошлый раз первая — по цели, вторая — мимо, а третья — по вербе… Стыд! Солдатам обидно, штаб и вычислителей ругают. Вы бы легли, товарищ капитан, поспали, завтра голова посвежее будет. Я матрац свежим сеном набил, а полушку — дубовыми листьями.

За палаткой послышались шаги, и сейчас же раздался громкий голос:

— Разрешите?

— Федор Ильич! — узнал по голосу Рощин, откидывая порог палатки.

— Здорово, начальник штаба! Ух ты, — затормошил Бурлов капитана. — Завтра с нашим дивизионом стрелять будете. Как? Надеешься?

— Надеюсь, Федор Ильич, — серьезно ответил Рощин. — Ну как там у вас? Что нового? Все приехали?

— Все. Идем к нам… Идем, идем, — тянул Бурлов его за рукав. — Не пойдешь — сюда все придут.

Они вышли из палатки.

— Начальник штаба! — остановил Рощина голос командира полка. — Поезжай на огневые второго дивизиона. Там твой знакомый что-то шуму наделал.

— Какой знакомый? — вполголоса спросил Бурлов.

— Полковник Мурманский, — недовольно ответил Рощин.

* * *

После расформирования дивизии генерал Савельев отправил Мурманского в фронтовой резерв. Но через несколько дней полковник снова появился в армии с группой офицеров. На руках у него, был мандат старшего инспектора. Представившись Георгию Владимировичу, полковник попросил его вывести на учение Сорок шестую дивизию, которой когда-то командовал сам.

Накануне Мурманский был в полку у Свирина, и остался им очень недоволен. Предупредив двух командиров батальонов о несоответствии должностям, рассерженный, выехал в штаб армии с докладом. По дороге совершенно случайно натолкнулся на огневые позиции артиллерийского полка. Рощин прибыл на огневые, очевидно, в разгар «разноса».

— Почему орудийные окопы не полной профили? — возмущенно допрашивал полковник командира дивизиона.

— Распоряжение штаба полка…

— Вы на фронте были? Нет! Оно и видно! Там распоряжения не ожидают, а зарываются в землю с головой! Огородники!

Заметив Рощина, он спросил:

— На фронте награду получили?

— Здесь, товарищ полковник!

Мурманского этот ответ, казалось, несколько озадачил. Он некоторое время рассматривал Рощина в упор, потом раздельно, с иронией спросил:

— Так почему же, орденоносец, отдаете такие неграмотные приказы? — показал подписанное капитаном распоряжение по инженерному оборудованию огневых позиций.

Рощин даже сам почувствовал, как вспыхнуло его

лицо, но, сжав зубы и помедлив, он сдержанно доложил: