Тыл-фронт
Шрифт:
— Зачем? — удивилась: Зина. — Я не генерал.
Когда уже подъезжали к дому, Зина неловко взглянула на Рощина и тихо спросила:
Ты старшего лейтенанта Любимова давно видел? — и сейчас же торопливо и виновато добавила; — Ты не обижаешься, Анатолий?
— Нет, Зина, — серьезно ответил Рощин. — Мы были и останемся друзьями. Увижу Любимова, передам привет.
* * *
В этот день Клавдия Огурцова была свободна от дежурства.
Второй год Клавдия жила одна. Она возмужала, Роды прошли благополучно, а трехмесячная жизнь ребенка не успела наложить на ее лицо следов материнских забот и волнений.
Теперь она чувствовала себя свободно, постоянно посещала театр Красной Армий, увлекалась по-прежнему танцами.
Подходя к станции, Огурцова неожиданно столкнулась с капитаном Рощиным.
— Товарищ комбат! Товарищ Анатолий! — обрадовалась она встрече.
— Клава! — изумился Рощин. — И не узнал бы! Какая стала!
— Хорошая или плохая? — лукаво спросила Клавдия.
— Да и не знаю, — засмеялся Рощин.
— Все такой же! — взяла она Рощина под руку. — Вы зачем здесь? Военная тайна?
— Не совсем! Жениться в Спасск ездил, — пошутил он.
— Эх вы, Анатолий, Анатолий! — проговорила Клавдия, пристально разглядывая его. — Ну как в батарее? Вы все там же? Или опять военная тайна? — вдруг оживилась она.
— Да нет. Почему же? Батарея на старом месте…
— Вы надолго? — прервала его Клавдия.
— Сегодня уезжаю.
— Анатолий… Вы не обижаетесь, что я вас по имени зову? Нет?.. Прошу вас, зайдите ко мне? Посмотрите, как живу, расскажите о батарейцах, о себе, о Бурлове.
— Зайду, Клава, часиков в шесть. Давайте адрес.
— Идемте вместе, и я покажу. Вон на той стороне третий домик, с закрытыми ставнями, видите? Хозяйка ушла и ставни закрыты. Договорились?
— Договорились!
— Теперь свободны, только до шести часов! — погрозила она пальцем.
— Слушаюсь!
На Рощина эта встреча произвела приятное впечатление. Он понял: демобилизация вполне удовлетворила Огурцову. С ней стало легко и приятно говорить, с лица сошло выражение постоянного недовольства. Сейчас оно было привлекательным и живым.
4
Любимая игра в пинг-понг не развлекала сегодня Вареньку. Ее даже не радовали промахи Натали. Варенька вяло отбивала мячи и скучающе поглядывала на сосредоточенное бледное лицо сестры.
«И Натали стала какая-то другая, — думала она. — Почему всех так занимает эта противная война немцев с большевиками? Вначале все радовались, поздравляли! А сейчас…»
Варенька тоже в то далекое воскресенье бегала поздравлять крестного — генерала Ермилова,
Варенька бросила ракетку на стол.
— Довольно, Натали: скучно. — Варенька подошла к дивану и уселась с ногами в уголок. — Натали, почему в последнее время и папенька и маменька какие-то подавленные, строгие?
— Не знаю, Варенька. Наверное, у папы что-нибудь, не ладится по службе. Потом папа очень недоволен увольнением из миссии.
— А почему когда-то ему предложили работать в миссии, а теперь не хотят, чтобы он там служил? Говорят, какой-то майор возражает?
Натали покраснела и опустила глаза.
— Ему сказали, что в японской военной миссии не могут служить русские эмигранты. Это противоречит нейтралитету с Россией. Так, я слышала, папа объяснял князю Долгополову.
— А Кислицын и князь что так меланхоличны? — допытывалась Варенька.
— Откуда мне знать? У них военные дела и военные печали! — недовольно воскликнула Натали. — Читай своего Будищева.
— Наскучило, Натали. А какие у них военные печали? Они же не воюют? — не унималась Варенька.
— Глупая! Как же они могут сидеть, сложа руки, если вопрос касается нашей родины? Они не воюют, не стреляют сами, но помогают, чтобы победили большевиков. Сейчас там что-то не так. Вот они и встревожились.
— А почему ты такая скучная? Даже расхворалась, — терзала, сама того не зная Варенька сестру.
— Твоим глупым вопросам не будет конца, — раздраженно ответила Натали. Ее лицо стало пунцовым.
— Ну чего же ты сердишься? Ведь я люблю тебя, моя сестричка. Мне жаль тебя, — капризно, как в детстве, плакалась Варенька, но рассерженная Натали молчала. Не могла же она рассказать сестре о своих обманутых надеждах, о взлелеянной и рухнувшей мечте. Жадно ловя обрывки домашних разговоров о России, Натали поняла, что прекрасным иллюзиям приходит конец. Перевод же отца, попытавшегося шантажировать майора Танака, окончательно отрезвил не по летам расчетливый рассудок Натали.
— Натали, что же ты молчишь? Что с тобой? Ты бледна, — как сквозь сон, услышала Натали испуганный возглас Вареньки.
— Что тебе, Варенька? — устало отозвалась она.
— Ты чем-то огорчена? У тебя страшные глаза, — встревоженно допытывалась Варенька.
— Нет. Это просто так.
— Натали, мне с тобой жутко, — прошептала Варенька, встала с дивана и направилась к дверям, испуганно оглядываясь на сестру. Выскользнув за дверь, Варенька побежала к матери, но у двери ее комнаты остановилась в нерешительности. Из комнаты доносился разгневанный голос отца.