Тыл-фронт
Шрифт:
— Зачем же столько войск?
— Просто… Ничего неизвестно.
— Вот видите! Идите! Вас ждут!
— Прощайте, Варенька!
— Не нужно так, сударь! — в ужасе воскликнула Варенька. — Скажите сию же минуту: «До свидания!»
— До свидания, Варенька! — тихо выполнил ее просьбу Рощин.
Но она продолжала смотреть на него с немым укором.
— Анатолий!.. Поцелуйте меня! — прошептала она. — Может, бог меня наказывает, и это будет все!..
* * *
В
Вымещая горечь поражения, японцы за шесть суток марша добросовестно расстреляли до полутысячи китайцев и с такой же страстностью обстреляли стоявший на станции Пинфань Второй батальон свиринского полка.
Рощин со своими подразделениями выехал в полночь. Толком он так ничего и не понял. Дежурный по штабу мало что добавил к словам адъютанта. Он пояснил только, что майору приказано к утру сосредоточиться на южной окраине Пинфань в районе развалин и поступить в распоряжение подполковника Свирина. Это еще больше встревожило Рощина.
«Такого рубаку зря не пошлют», — думал майор.
Времени было достаточно, и Рощин вел колонну на пониженной скорости. На последних километрах он выдвинул в передовой разъезд автомашину с отделением автоматчиков и одно орудие с прислугой.
Уже под станцией его автоколонна догнала какое-то стрелковое подразделение.
— Какой части? — приостановив машину, спросил. Рощин какого-то капитана…
— Подполковника Свирина! — отозвался тот.
— Где подполковник?
— Уже в Пинфане! Еще с вечера выехал.
Свирина майор нашел около полицейского управления. Подполковник сидел на низком грязном крыльце и нетерпеливо хлестал длинной хворостиной себя по голенищу. Рядом стоял и командир батальона, два полицейских чина и ординарец подполковника.
— Какой черт фары пялит? — казалось, не выкрикнул, взревел Свирин.
И сейчас же сухо треснуло лобовое стекло, где-то рядом зыкнула пуля и зло грызнула кабину. Шофер мигом выключил свет и вильнул в сторону.
А-а, это ты! — узнал подполковник Рощина. — Здесь, брат, такая кутерьма! — заметив немой вопрос майора, добавил: — Какая-то сволочь — троих бойцов угробила и шестерых ранила.
— Товарищ подполковник! — взмолился комбат.
Но Свирин был на грани утраты своего постоянства. Свирепо взглянув на командира батальона, цыкнул:
— Замолчите! Объяснением людей не воскресишь… В бою — и слова не сказал бы, а по станциям терять… Да и что ты объяснишь? Не знал? Не предполагал?
— Подождите ругаться, — с обычным спокойствием остановил Рощин. — Дальше что?
— От местных жителей узнал, что подошла какая-то часть Чан Кай-ши… Союзник!.. Послал мэра города и начальника полицейского управления, чтобы пригласили представителя командования. Через час возвратились: отряд Ли Чин-цы подошел, чтобы занять Харбин. Мне, дьявол с ними, кто подошел! Представителя и виновников подавай! Отправил вторично… Уже три часа прошло — нет!
— Ну, а налетчики сбежали? — удивился Анатолий Андреевич.
— В том-то и дело, что нет! Засели за железнодорожной насыпью в развалинах, десяток дотов уцелевших заняли… Кто, говорит, японцы, кто — маньчжуры. И палят мерзавцы!..
— Значит, палят, говоришь, по твоим солдатам? — грубо проговорил Рощин, рассматривая Свирина как какую-то невидаль.
«Что с ним случилось? Злость и вялость», — подумал он про себя.
Но Свирин просто растерялся. Месяцем раньше он, не задумываясь, повел бы взвод на эти укрепления и взял бы их. Но теперь… Война осталась позади. Половина его полка подлежит демобилизации. Еще вчера провожали с цветами. Кому же потребовалась кровь сегодня? Жечь его огнем? Уговаривать? Выяснять? Убийство из-за угла должно быть наказано! Но это чужая земля.
От слов Рощина подполковник вздрогнул и быстро затер лоб грубой ладонью.
— Что делать? Что делать, скажи? — простонал он. — Я же их за полчаса могу искрошить в лапшу! Потому и попросил начштарма прислать тебя…
Свирин умолял.
— Федорчук! — окликнул Рощин. — С разведчиками к железнодорожной насыпи! Установить, откуда ведут огонь!
Подозвав командиров батарей, приказал развернуть орудия прямо на дороге.
— Ты что хочешь делать? — удивился Свирин.
— Агитировать на мир! — бросил Рощин, следя за артиллеристами. — Где этот Чин Лин-ця, или как ты его называл?
— Вон, за той сопкой… Да ты что задумал? Мир подписан!
— Мир? Не мир, а капитуляция! Наших людей бьют на занятой нами территории! — уже зло выкрикнул Рощин. — Слышите!..
За насыпью раздалась частая стрельба, глухо закашляли доты.
— Первая батарея по развалинам и дотам беглым! Вторая две очереди по вершине сопки впереди!
— А если там китайцы?
— Бандиты!.. Сам отвечать буду…
— Не то, майор! — вскрикнул подполковник. — Под расстрел с тобой пойду…
— Огонь! — подал команду Рощин.
В ночи прокатился рев, на развалинах и вершине сопки брызнул огонь. Ночь притихла, отголоски гула прокатились облегченным вздохом…
Рощин вышел на железнодорожную насыпь. Развалины молчали. Где-то впереди решал тактические задачи Федорчук: «Дуй, дуй связку прямо в амбразуру!» — «Майор будет ругать!» — «Дуй, кажу! Вин сам бы так зробыв… сделав?»
«Зачем он туда полез?» — недовольно подумал майор. Позади, от полицейского управления донесся топот. Рощин оглянулся: к Свирину подбегало трое мужчин. «Мэр, полицейский и долгожданный представитель Чан Кай-ши», — догадался майор.